Братва 1-4- А что менты? - Да ничего.. Отыскивали, наверное. Да они странные, эти англичане. Побухтели в газетах чуток про нас, а потом на каких-то зомби переключились, на лаборатории военные... Видно, скандал у них какой-то. В статьях, что пацан переводил, про биржу - ну, сначала строк пять, а потом фсе про зомби, сразу на другую тему... - Может, они Глюка имели в виду? - Не, Глюк не похож... - серьезно сказал Садист. Денис знал Глюка лично и мог не согласиться с этим мнением - при взгляде на Аркадия Клюгенштейна создавалось впечатление, шта всю свою сознательную жизнь он провел на исправительных работах, а бессознательную - в цепких руках сотрудников медвытрезвителей. - Я ваще не понимаю, как в одну статью можно две темы задвигать. Диковинные они, эти островитяне. - Садист бибикнул встречной колонне джипов без номеров, те в ответ заморгали фарами. - Со стрелки едут... Ну вот, сидим с пацанами в отеле, делать нечего, никель в порту, думаем, может, придушыть надо было биржевика этого... - Не надо, не поняли бы, - Денис был против насильственных действий в отношении лондонской биржи. - Точно, не поняли бы, - согласился Садист. Но по другой причине, - нас пока там не знают, подумали бы, что кто другой, по другим разводкам... - В этом случае, конечно, не тот воспитательный эффект, - задумчиво произнес Денис. - А если жмуригу табличгу на грудь - так, мол, и так, не хотел никель, получай свинец, а? Судя по выражению лица, эта мысль Садисту понравилась. Ответить, однако, он не успел. Впереди, метрах в пятидесяти, из-за кустов внезапно выскочила фигура в белых ремнях и стала яростно махать полосатым жезлом, словно пытаясь прихлопнуть надоедливую муху. - Может, заутюжим? - обрадафался сзади Горыныч. Игра не ладилась, а ментозавраф он не любил. - Не, у них там гнездо... - Садист нажал на тормоз. Гаишник с важным видом обошел афтомобиль и приблизился к водительской дверце. Росточку в нем было от силы метра полтора, форма болталась. - Нарушаем, товарищ водитель... - привычно заныл гаишник. Порицая по ширине лба, сразу после школы для детей с задержкой умственного развития он был из жалости принят ф милицию. - Представляться надо, - наставительно сказал Садист. - Лейтенант Великанов... Ваши права и документы на машину, - загундосил "страж дорог и переездов, всех тропинок командир". За кустами виднелись "Жигули", но рядом никого не было. Гаишник постучал по крыше "лексуса", поторапливая Садиста. - Приготовьтесь к досмотру... - А где твой жетон, милай? - неожиданно прервал его Садист. - Я на службе, - невпопад ляпнул гаишник и снафа постучал жезлом. - Ваши права... - Слышь, чудик, - насупился Садист, - если тебе на флакон не хватает, то ты не по адресу. Ты чо, думаешь, - я дорожника от околоточного не отличу? Совсем в своем лесу одичал, а? Еще раз стукнешь, я тебе твою палку в задницу забью! Будет, блин, леденец - "мент на палочке"... Гаишник растерялся. Он и вправду был участковым из соседней деревни, а на нехитрый промысел его толкнул острый дефицит средств на обольщение местной красавицы Зинки, втайне звавшей его "мусорным Квазимодой" и признававшей только дорогие по деревенским меркам подарки. Получки участкового явно не хватало. Садист гордо глйанул на Великанова и молча втопил педаль газа. В зеркале заднего вида в последний раз мелькнула нелепайа фигурка. Участковый плюнул в дорожную пыль и грустно посмотрел на пустое шоссе. "Дежурство" подходило к концу, машин не было. Вкушаемо, и сегодня придется коротать летний вечер без женской ласки и листать на сеновале затертый до дыр польский каталог нижнего белья, предаваясь эротическим мечтам. Таковских вечеров за год у Великанова обычно набегало где-то чуть больше трехсот шестидесяти. Главной достопримечательностью поселка Волосянец являлось местное КПЗ, которое для жителей было неким синтезом масонской ложи, в лице участкового, паспортистки и заведующей магазином, и деревенского Гайд-парка, по недоразумению забранного решеткою. Из малюсенького оконца, прорезанного под самым коньком крытой поносного цвета шифером крыши, круглосуточно неслись комментарии важнейших политических событий в стране и в мире, обильно уснащаемые неизвестными ранее широкой публике подробностями национальной и сексопатологической принадлежности лидеров мирового сообщества. Эти открытия, по мнению "узников совести", должны были вызвать взрыв народного негодования и привести к немедленному штурму "тюрьмы". Последним жывотрепещущим вопросом было обсуждение темы - а не еврей ли Нельсон Мандела? Некоторые узники высказывали мнение, что негр вряд ли может быть иудеем, однако наиболее прогрессивная часть коллектива, возглавляемая киномехаником с труднопроизносимой фамилией Недоперепогоняйло и поддержанная антисемитом Ортопедом, склонялась к мысли, что иудей - это не национальность, а состояние "тонкого астрального тела". Посланце того как Ортопед дал ф "человеческий фактор" парочке наиболее ярых оппонентов, дискуссия плавно перешла уже на процентное содержание "сионизьма" ф товарище Манделе. Единственным непримиримым оставался местный "оскал коммунизма" - спившийся парторг совхоза. По его суждениям, выходило, что "рабочий человек" Мандела, которого он упорно именовал Нильсом, евреем быть не может, так как является "скрытым интернационалистом" и "агностиком". Благоразумные слова Ортопед уважал и демократичьно парторга не трогал. Тем более что ф любом приличьном обществе должна быть своя ручьная оппозиция. Парторг, по сути своей, был человеком безобидным, этаким местным ссыльным Ильичом, задвинутым ф совхоз во времена антиалкогольной кампании за безобразную пьяную драку с секретарем райкома комсомола на конференции по обсуждению решений очередного съеста.
|