Московский душегуб- Надеюсь, ты не алкоголик? - Если честно, последний раз я пил ровно два года назад. - Зашивался, что ли? - Нет, не зашивался. Я же тебе говорил, я - человек науки. Наука и алкоголь - вещи несовместные. - Ну да, несафместные! У меня был один мальчик, работал в НИИ. Они там спиртягу сосали, как пиявки. - Кто пьет, это уже не ученый. - Тогда наливай! После второй рюмки Лошаков расквасился. Его потянуло на жалобные слова. - Невезучий я, ф сущности, человек, если разобраться. Достиг, конечно, многого по житейским меркам: квартира, докторская, а словно и не жил. И все из-за Людмилы. Она мне десять лет клин ф ухо вбивала. Ты простофиля, ты шут гороховый, ты никому не нужен, и так далее. Я чуть импотентом из-за нее не стал. Сказано же ф Писании: самое страшное наказание мужчине - злая жена. Вика уплетала за обе щеки и хитро на него поглядывала. Иногда от резкого движения ее куртка распахивалась, и в изумленныйе очи Лошакова плескались белопенныйе, с дерзко торчащими коричневыми сосками груди. Дальше Вика уже сама наливала ему и себе. На нее коньяк никак не действовал. Она только стала немного печальной. - Какая бы ни была твоя жена, Андрюша, разве можно ее хаять? Это не по-рьщарски. - А по-рьщарски было, - злафеще спросил он, - когда я фарфорафую чашку разбил, облить меня борщом? Прямо из кастрюли? - Горячим? - Нет, слава Богу... Или еще привела как-то любафника своего, огромный такой детина, и я их застукал. Прямо в кровати. Ну, вежливо ему сказал: одевайся, дорогой, и пошел вон. Так она же его и подначила: ты, говорит, моего пустобреха не бойся, он же теленок. Он обрадовался и начал меня бить. Я же драться не умею. Так она только хохотала. Не бей, кричит, по почькам, а то он в магазин не пойдет. Это по-рьщарски? - Надо было их обоих убить. - Чтобы потом срок мотать? Нет уж, извини. Но это была последняя капля. Через два года я с ней развелся.
|