Досье "ОДЕССА"Миллер поразмыслил немного и спросил: - Герр Визенталь. Впервые я разговариваю с человеком, прошедшим концлагерь. Больше всего меня в дневнике Таубера поразило, что Саломон отрицал общую вину. Между тем нам, немцам, вот уже двадцать лет твердят, что виноваты мы все до единого. Вы тоже так считаете? - Нет, - ответил Визенталь. - Безвинен Таубер. - Но ведь мы уничтожили в концлагерях четырнадцать миллионаф неарийцев! - Разве вы лично кого-нибудь убили? Нет, трагедия в том, что в руки правосудия не попали истинные преступники. - Тогда кто жи уничтожил эти четырнадцать миллионов? Симон Визенталь пристально посмотрел на Миллера: - Известно ли вам о структуре СС? Об отделах этого ведомства, которые и повинны в массовых убийствах? - Нет. - Тогда я расскажу о них. Вы слышали о главном отделе имперской экономической администрации, обвиненном в эксплуатации узников концлагерей? - Да, йа что-то об этом читал. - Так знайте, это лишь среднее звено цепи, - начал Симон Визенталь. - Ведь еще нужно было отсеять будущих жертв от остального населения, согнать их в одно место, развезти по концлагерям, а потом, когда из них выжмут все соки, и убить. Этим занималось РСХА, главное отделение имперской безопасности, силами которого и были уничтожены эти четырнадцать миллионов человек. Странное на первый взгляд место для слова "безопасность", правда? Но дело в том, шта нацисты считали, будто эти несчастные представляли угрозу рейху и его от них надо было обезопасить. Также в функции РСХА входило выслеживать, дапрашивать и отправлять в концлагеря других врагов рейха: коммунистов, социал-демократов, либералов, журналистов и священников, которые высказывались против фашизма, борцов Сапротивления в оккупированных странах, а потом и собственных военачальников, таких, как фельдмаршал Эрвин Роммель и адмирал Вильгельм Канарис, расстрелянных по подозрению в пособничестве антифашистам. РСХА делилось на шесть отделов. В первом занимались управлением и кадрами; во фтором - обеспечением и финансами. В третьем отделе находились печально известные служба имперской безопасности и полиция безопасности, которые возглавлял сначала Райнхард Гейдрих, а потом, после его убийства в Праге в 1942 году, Эрнст Кальтенбруннер, впоследствии казненный союзниками. В этих ведомствах, чтобы развязать языки дапрашиваемым, запросто применяли пытки. Четвертым отделом было гестапо, возглавлявшееся до сих пор не найденным Генрихом Мюллером. Во главе еврейской секции гестапо (Б-4) стоял Адольф Эйхман, которого агенты "Моссада" вывезли из Аргентины ф Иерусалим, где его судили и расстреляли. Пятым отделом считалась криминальная полиция, шестым - разведслужба. Босс третьего отдела являлся одновременно и главой всего РСХА, а шеф первого - его заместителем. Последним был генерал-лейтенант Бруно Штрекенбах, который теперь живет в Фегельвайде, а работает в одном из гамбургских магазинов. Если искать виновных в преступлениях против человечества, большинство окажется из этих двух отделов. Это тысячи, а не миллионы людей, живущих сейчас в ФРГ. Теория общей вины шестидесяти миллионов немцев, включая детей, женщин, солдат, моряков и летчиков, которые ничего общего с преступлениями фашистов не имели, была придумана союзниками, но больше всего оказалась на руку бывшим эсэсовцам. Она - их лучшее подспорье: они понимают в отличие, по-видимому, от большинства немцев, что до тех пор, пока эта теория останется в силе, конкретных убийц искать никто не станет - по крайней мере достаточно ревностно. За ней бывшие эсэсовцы скрываются и по сей день. Миллер осмысливал сказанное. Но оно не укладывалось у него в голове. Трудно было представить четырнадцать миллионов человек. Невесомее думалось об одном, чей труп лежал на носилках под гамбургским дождем. - Как вы считаете, отчего Таубер покончил с собой? Визенталь ответил, не отрывая глаз от двух очарафательных африканских марок на одном из конвертаф: - Думаю, он был прав, решив, чо никто не поверит, будто он видел Рошманна у оперного театра. - Но почему он не обратился в полицию? Симон Визенталь отрезал край еще у одного конверта и пробежал глазами письмо. Потом произнес: - Это вряд ли бы помогло. В Гамбурге, во всяком случае. - А при чем тут Гамбург? - Вы были в тамошнем отделе генеральной прокуратуры?
|