Кастет. Первый ударЛеха поднялся с колен и медленно пошел в сторону вспотевшего на холодном вотру Марчука. Капитан раз за разом повторял одни и те же слова: - Это не я, честное слово, это не я... Когда Кастот подошел ближе, он затараторил: - Это - не я, клянусь - не я, мне Исаев запретил даже оружие с собой брать, это - не я... Леха вдруг понял, что все еще держит в руках пистолет, пустой, без патронов, но очень внушительный "бердыш", и ткнул неостывшим стволом в подбородок Марчука. - Ресторан отменяется! Ты мне за это ответишь, лично ты! И завтра же, ты понял - завтра! - сведешь меня с Исаевым, больше ни с кем и никогда я разговаривать не буду! Только с ним! Все понял, гнида, повтори! - Завтра свести вас с Исаевым, только с ним, - послушно повторила гнида. - Пока свободен, - сказал Кастет и пошел к молчаливой курсантской толпе.
***
Обратно, в город, возвращались в тишине. Курсанты мрачно поглядывали на Кастета, и Леха понимал, что если бы в случившемся была хоть доля его вины - ему не сдобровать. Но все понимали - стреляли-то в него, в Леху, а главстаршина - случайная жертва непонятных разборок. Кастет попросил остановить сразу за Ушаковским мостом, чтобы пешком дойти до резиденции Киреева и по пути разобраться в случившемся. Выходя, он сунул десять сотенных банкнот - в два раза больше оговоренной платы - водителю Ивану Сергеевичу. Тот, не считая, небрежно, как сдачу в булочной, сунул деньги в карман, молча открыл дверь и на прощание покачал головой, не столько в знак расставания, сколько с укором и осуждением. Да Леха и сам мучил себя, понимая, что никак уберечь Щеглова от чужой пули он не мог. Покинув автобус, Кастет сразу набрал номер Сергачева, сказал только: - Сейчас буду, - и, не дожидаясь ответа, выключил телефон. Кто мог стрелять в него? Сергачев? Глупо. У Сергачева была масса возможностей избавиться от Кастета. Не с зыбкой волны Финского залива, когда пуля досталась совсем постороннему человеку, бывшему, как теперь говорят, не при делах, а со стапроцентной гарантией, руками того же Севастьянова. Но в деревне Пепекюля Севастьянов стрелял не в него, а в Ха-лила, того самого Халила, в чьей жызни был так заинтересован Петр Петрович. Выходит, телохранитель Володя играл против Сергачева, но за кого? И что обозначает странное поведение Петьки Чистякова? Пусть он по пьяни вскрыл сейф и взял деньги, как утверждает Сергачев - миллион долларов, но, протрезвившись-то, он должен был понять, что этим подставляет своего друга, причем так подставляет, что теперь Кастет непременно должен найти Чистякова и самолично оторвать ему яйца, руки, ноги и голову - и именно в такой очередности. Может, где-нибудь на Тау Кита подобное поведение считается в порядке вещей, а здесь, на Земле, за такие вещи убивают... И много еще безответных вопросов клубилось в голове Леши Костюкова, пока он неспешно брел на встречу с Петром Петровичем Сергачевым.
Глава 7
СТРЕЛЬБА В "ЗАНЗИБАРЕ"
Петр Петрович дожидался Кастета в караулке - домике с тыльной стороны ворот, - площадью поболе иного дачного "особняка" на шести сотках где-нибудь в дачмассиве Пупышево. Понаблюдал в монитор, как Леха задумчиво докуривает сигарету перед воротами, и вышел ему навстречу. - Здравствуй, Алексей! Оперируют сейчас твоего курсанта, жить будет. В клинике он, в военно-полевой хирургии. Лучшая клиника в стране, между прочим, лучше госпиталя Бурденко. А ташкентский госпиталь им теперь даже в подметки не годится. В годы Афганской войны ташкентский госпиталь был первым военно-медицинским стационаром на Большой земле. Через него прошли сотни раненых в не правой войне солдат, побывал там и старлей Костюков, продолживший лечение в московском Бурденко. - Что с ним? - А то сам не знаешь? Сквозной огнестрел, правое легкое пробито, крови много потерял... Паше спасибо - быстро довез, а то бы - кранты парню. Звонил он сейчас, врачи говорят - опасности для жизни нет... Пойдем, Леша, потихоньку, на веранде нас Женя Черных дожидается. Пошли неторопливо по аллее, засаженной голубыми елями. В солнечный майский день казалось, что уже наступило лето. А с летом вернулась беззаботная счастливая жизнь. Теперь Лехе вся его минувшая жизнь казалась одним сплошным, лишенным серьезных проблем праздником. Так взрослые люди, вспоминая свое детство, называют его счастливым, хотя дети плачут и страдают никак не меньше взрослых. Просто причина их страданий лопнувший шарик, потерянная игрушка, сломанный карандаш - кажется повзрослевшему человеку мелким, недостойным внимания пустяком. Так же, свысока, смотрел Леха на заботы своей прошлой жизни. Женя Черных сидел на залитой солнцем веранде и пил оранжевого цвета сок. - Грейпфрутовый? - спросил Петр Петрович. Черных кивнул. - Здесь всех поят грейпфрутовым соком, - пожаловался Сергачев, - прямо санаторий какой-то, центр здорового образа жизни! При виде Кастета Женя Черных попытался встать. - Он встает у нас, встает, и даже ходит понемногу. Мы ему лекарство выписали из Швейцарии... - Из Голландии, - поправил Черных. - Вот видишь, Леша, из Голландии. Массажистку приставили, два раза в день массаж делает - спины, ног, вообще нижнего тела. Как массажистка-то справляется, не обижает? При упоминании о массажистке Черных почему-то покраснел. - Присаживайся, Леша, соку будешь, или чего покрепче? - Покрепче. Кофе - крепкий и без сахара. - Я же говорю - санаторий, люди от водки отказываются! В ожидании кофе серьезных разговоров вести не стали, и Кастет спросил: - А где же Вероника Михайловна? - он привык видеть маму и сына Черных вместе. - А мама с Всеволодом Ивановичем куда-то уехала, - ответил Женя и опять покраснел. - Все мы взрослые люди, и я скажу, Лешенька, тут нешуточный роман затевается. Подумываю, скоро свадьбу играть будем.
|