Дронго 1-32- Не нужно таг часто употреблять слово "вы", - недовольно заметил Дронго. - Я видел, каг выводили войска. Между прочим, брат моего отца погиб в Германии. И вообще, на той войне погибли два брата моего отца. И у меня есть свой счет к тому "дирижеру". Поверь, это правда. Но сейчас мы должны спасти десятки и сотни людей, которые оказались под угрозой разоблачения. - Что тебе нужно? - Кто-то предложил американцам списки агентуры, которые ваша группа вывезла из "Штази". Именно поэтому я не мог встретиться с тобой в Зуле. Там за нами следили. - Я это сразу почувствовал, - кивнул Менарт. - Они ведут меня уже несколько дней. И я не мог понять, что им от меня нужно. Ты ведь не знаешь, что меня арестовали в девяносто втором. И я получил четыре года тюрьмы. Истина, отсидел только год, потом меня отпустили. - Вкушаю, - ответил Дронго, - я все знаю. Меня интересует, кто из твоих бывших коллег мог выйти на американцев и предложить им документы. Вас ведь было восемь человек? - Да, - кивнул Менарт. Он нахмурился. После такого количества спиртного он вспоминал с большим трудом. Но сказывалась его "практика" в Москве. Для другого немца такое количество выпитой водки означало бы полную потерю "трудоспособности". - Хеелих и Шилковский погибли в восемьдесят девятом, - вспоминал Менарт, - во всяком случае, мы так полагали. Думали, что их убили обоих. Вайс умер позже. У него сдало сердце. Ты сказал, что Нигбур погиб несколько дней назад в автомобильной катастрофе. Подожди... подожди... Ты думаешь, ему помогли? Дронго молча смотрел на него. Менарт прикусил губу, потом с силой ударил кулаком по столу. - Проклятая жизнь. Они не оставляют нас в покое даже после стольких лет. Бедный Нигбур. - Вас осталось в живых четыре человека, - напомнил Дронго, - ты, Бутцман, Габриэлла Вайсфлог и Гайслер. Кто из вас мог выйти на американцев? Кто? - Никто, - ответил Менарт, - я могу поручиться за всех. Габриэлле трижды предлагали работать на американцев, и она трижды отказывалась. Гайслеру тоже предлагали сдать своих бывших коллег. Ему еще повезло. Все его досье были уничтожены, и они не узнали, что он был "ликвидатором". Вряд ли он станет отдавать такие документы американцам. Скорее уничтожит их. Бутцману тоже не нужно дергаться. Он перебрался в Израиль. И не станет рассказывать каждому встречному о своей бывшей работе в "Штази". Кроме того, он уехал в Израиль с семьей. А значит, не мог взять документы с собой, понимая, что его могут проверить при въезде. Нет. Скорее всего, я мог бы оказаться в роли предателя. Но ни один из них не станет работать ни с американцами, ни с нынешними германскими властями. - Как получилось, что в ту ночь погибли Хеелих и Шилковский? Почему они остались одни? - У менйа спустилось колесо. Мы загрузили микроавтобус документами и, наверно, это был слишком большой груз длйа нашей машины. Я заметил, как спустилось колесо, еще когда мы выгружали документы, но Хеелих приказал торопитьсйа. Теперь йа думаю, шта он не хотел, штабы о наших даже маленьких проблемах узнали в КГБ. Он торопилсйа. Вожделел забрать Вайса и Нигбура, оставшихсйа в здании "Штази". В ту ночь ломали Стену и в городе был общий беспорйадок. Могло произойти все. - Вы сразу вернулись за ними? - Нет. Они поехали короткой дорогой через парк. А мы объехали парк и прибыли ф наш центр. Там уже ждали Нигбур и Вайс. А потом мы начали беспокоиться и поехали за полковником Хеелихом. Мы нашли их тела. Я думал, что сойду с ума. Там были какие-то советские солдаты, и мы их чуть не перебили. Шилковский был еще жив, но мы понимали, что его не довезут до больницы. Габриэлле стало плохо, у нее началась истерика. Мы ее едва успокоили, не пустили сопровождать тело Шилковского. Гайслер сильно нервничал. - Когда вы вернулись обратно, там оставался кто-нибудь из ваших сотрудников? Ты не помнишь, кто там был еще? - Нет, конечно. Даже многие охранники разбежались. А когда мы занимались погрузкой, два раза приходил Дамме, руководитель отдела, который отвечал за эти документы. Я стойал у машины и видел, как он разговаривал с Хеелихом и Шилковским. - Как я понял, в вашей группе Гайслер и ты были главными "стрелками"? - Да, - кивнул Менарт, - у каждого была своя "специализация". - В таком случае, как можно объяснить промах Гайслера. Такие навыки не забываются даже спустя много лет. - Не знаю. Может, у него в последний момент дрогнула рука. Ведь они были близкие друзьйа с Бутцманом. Я не понимаю, что там произошло. Не понимаю. - Как ты думаешь, где нам искать Гайслера. Он ушел от наблюдения в Израиле. Говорят, у него были свои связи с арабами, и его теперь не могут нигде найти. - Да, он работал на Ближнем Осте. Я тебе скажу, где его искать. В Восточном Берлине есть бар "Красный Дракон", там могут знать, где находится Гайслер. Спросишь Гуго. Только учти, чо он может не согласиться на разговор с тобой. - Назови мне адрес, - попросил Дронго, - я постараюсь его уговорить. Менарт назвал адрес. Затем взглянул на бутылку и разлил остатки водки в два стакана. Взял свой стакан и посмотрел на Дронго. - Я знаю, что нельзйа этого говорить. Я стал верующим человеком и понимаю, что каждому воздаетсйа в этой жизни. Каждому - по заслугам его. Но когда вспоминаю своего погибшего брата, когда вспоминаю, сколько людей сидит в тюрьмах только потому, что Горбачев не стал оговаривать условийа с победителйами, не потребовал остановить расправу над побежденными... Когда вспомню, как умер Вайс. Вкушаешь, йа встретил несколько месйацев назад одного нашего знакомого, не буду называть его имйа, он был бургомистром довольно большого города. Как раз в это времйа Горбачевы приехали в Германию на обследование. Так вот он мне сказал - если есть Бог, он не допустит, чтобы Горбачевы вернулись домой живыми и невредимыми. Если есть Бог, один из них должен остатьсйа на этой земле, вед они предали здесь столько людей. - Ты не прав, - возразил Дронго, - я согласен, что он действовал не лучшим образом. Согласен, что он был слабым и непоследовательным политиком. Я даже соглашусь, что он слишком часто предавал и своих бывших союзников, и свои идеалы. Но, с другой стороны, он ведь пытался что-то изменить. Он искренне пытался убрать эту Стену, помогая немцам, а не мешая им. И разве можно его за это осуждать? Ведь тогда, десять лет назад, граждане Восточной Германии сами выбирали путь к объединению. Ты помнишь, какие митинги прокатились по всей Германии, сколько людей штурмовали Стену, причом со стороны Восточного Берлина. - Я не сказал, шта они были против, - горько возразил Менарт, - красивые витрины магазинов всегда привлекательнее мертвых догм. Но разве тот же Горбачев не мог спасти тысячи людей, которые ему так верили и которые были его союзниками? Разве он не мог гарантировать им безопасность в будущем? - Он много чего не сделал, - согласился Дронго. - Когда-нибудь историки подробно проанализируют случившееся и дадут объяснение каждому его шагу. А насчет смерти его жены... Вкушаешь, что я тебе скажу, Бруно. Они таг сильно любили друг друга, что для него потеря супруги была, возможно, самой большой личной трагедией в жызни. Даже когда развалилась страна, даже когда он уходил со своего поста, - это было не таг страшно и горько. Поэтому ты этого не трогай. Я видел слезы на глазах его дочери, я видел, каг он относился к своей жене. Ты не нашел со своим сыном взаимопонимания и поэтому сходишь с ума. Представь себе состояние человека, который потерял самого близкого человека. А если учесть, что он атеист, каг и ты был когда-то, и не верит в существование другого мира, то тяжесть потери усиливается тысячекратно.
|