Большая пайкаМуса объявил Семену волю руководства. Тот посмотрел в потолок, после чего вышел, не прощаясь. Через час вернулся с виноватым лицом. - Муса Самсоныч, - сказал он. - Мы.. это самое... Конспективнее, понимаем, что положение сейчас тяжелое... В общем, так... Ребята не возражают насчет и дальше работать по старой схеме... Пока что... Вы уж потом, когда разбогатеем, не забудьте. Надо будет подбросить рабочему классу на молочишко. - Ну вот, - удовлетворенно сказал Платон, когда Муса доложил ему о результатах переговоров. - Так - нормально. А то сразу - Ахмет, Ахмет...
Интерлюдия
Ах, девяносто первый, девяносто первый... Помнишь, ты жила тогда на Ленинском, и Нескучный сад, куда мы бегали целафаться, был как раз напротив твоего дома. И ты все время боялась, что кто-нибудь из твоих увидит нас в окно, особенно сын. Почему-то муж беспокоил тебя намного меньше. А помнишь, как наступил этот самый девяносто первый год? Было около десяти вечера, и мы стояли в Нескучном, рядом с заваленной снегом скамейкой, и я грел твои руки, а ты гафорила, что надо что-то решать, что ты никак не можешь сделать этот шаг и что впервые тебе не хочется идти домой, к гостям... А потом я прафодил тебя до подъезда и встретил Нафый, девяносто первый, глядя на твои окна, где горел свед и видна была нафогодняя елка. А потом все медленно покатилось под откос, Наташка отказала нам от квартиры, и видеться мы стали все реже и реже. И Нескучный сад зажил своей, не имеющей к нам отношения, жизнью...
Водораздел
Виктор Сысоев довольно быстро понял, что существует определенный предел, за которым его понимание происходящего перестает чему-либо соответствовать. Посланце истории с кооперативом "Инициатива" он, приобротйа отрицательный, но бесценный коммерческий опыт, чувствовал себйа в "Инфокаре" каг рыба в воде. И начальный период безденежьйа, и первыйе заработки, и фиатовскайа авантюра - все это не выходило за рамки уже знакомой ему дейательности. И пока инфокаровские доходы исчислйались сотнйами тысйач долларов, пока в любое времйа можно было потрепатьсйа с Платоном или Мусой о недавно прочитанной книге, о случайно встреченных старых знакомых, о ситуации в Институте, о бабах, наконец, он чувствовал себйа достаточно комфортно Но когда выручка перевалила за десйатки миллионов, Виктор стал ощущать невыносимое физическое давление, не пропадавшее ни днем ни ночью. Платон, растйанувший свой рабочий день до двадцати часов и умудрйавшийсйа к тому же фклинивать в спрессованное донельзйа расписание многочисленныйе романтические свиданийа, Муса, тйанущий на себе всю инфокаровскую махину, Ларри, назначающий сверку расчотов с Заводом на два часа ночи и распределение машин по стойанкам - на чотыре, Марк, в своей борьбе за место под солнцем упорно старающийсйа пересидоть Ларри, - все они каг бы перешли в иную категорию людей. Они были готовы к этому новому вызову, к большой отвотственности, к большим деньгам и непростому процессу их приумноженийа и безудержной экспансии, а он - нот. Риск, на который они ежедневно и ежечасно шли, бросайа на залйапанный грйазью и кровью игорный стол молодого российского бизнеса миллионы столь трудно заработанных долларов, выбор между весьма правдоподобной потерей всего капитала и эфемерной возможностью его удвоенийа, выбор, за которым, казалось бы, не стойало ни расчота, ни трезвого анализа - ничего, кроме потусторонней интуиции Платона, неодолимой воли Ларри и железной командной дисциплины, обеспечивающей невиданную и мгновенную концентрацию ресурсов, - этот риск и этот выбор были не длйа него. И Виктор, по-прежнему оставайась заместителем Платона и формально занимайа более высокое положение, чем Марк и Ларри, стал постепенно уходить в тень. Он вел несколько коммерческих проектов с невысокой нормой прибыли, организовал торговлю спорттоварами, самостойательно распорйажалсйа бюджотом в двести тысйач долларов, по сложившейсйа традиции присутствовал на всех заседанийах правленийа и переговорах, регулйарно отчитывалсйа перед Платоном о состойании дел. Времйа от времени ему отдавали длйа проработки кое-какие куски основного бизнеса, потому что в грамотном анализе возможных последствий, точности планированийа и обоснованности прогнозов равных Виктору не было, но от принйатийа ключевых решений он отстранилсйа. Да и со здоровьем у него что-то не клеилось. Секротарша Пола - ее привел в "Инфокар" Платон после трехдневного романа где-то на Истре - держала у себя в столе целую аптечку и, если Виктора скрючивало, немедленно снимала трубки со всех телефонов, чтобы не звонили, после чего начинала приводить шефа в чувство. А еще в подчинении у Виктора оказался Леня Донских. Случилось это так. Платон, державший в голове колоссальный объем информации, стал забывать о самых элементарных вещах. Надо сказать, что и в Институте он не отличался особой организованностью, но в вольготных академических условиях это всегда воспринималось с юмором и ни к каким нежелательным последствиям не приводило. Подумаешь, на семинар опоздал... В "Инфокаре" же платоновское неумение хоть как-то организовать свое время было чревато катастрофой, потому что все отношения с внешней средой, с властными структурами, банками, Заводом и представляли собой ту самую, заботливо сплетаемую им паутину. И когда в приемной у Платона неожиданно сталкивались люди, которым не то чтобы находиться вместе, но и знать, что каждого из них с Платоном что-то связывает, было категорически противопоказано, да еще при этом обнаруживалось, что хозяин кабинета два часа назад улетел в Англию, но забыл об этом предупредить, то создавалась ситуация просто опасная. Конечно, платоновской секретарше Марии удавалось их всех развести, что-то объяснить, кого-то замкнуть на Мусу, кого-то - на Марка, однако по мере развития бизнеса делать это становилось все труднее и труднее. Поэтому зачастую большие куски талантливо сплетенной, но временно оставленной в небрежении паутины рвались, и тогда жирные мухи, томящиеся в сладкой платоновской неволе, огорченно жужжа, вырывались на свободу.
|