Я - вор в законе 1-3- Смотри не задуши! - командовал Мулла. -. А теперь стаскивай с него портки. Вот так! Порасторопнее! Ставь его жопой кверху! - Ну-ка, где моя краля? - пробасил Прихва и уверенно отстранил стоявших рядом зеков. - Спасибо, бродяги, шта право первой ночи за мной оста вили, а то истосковался я. Ну прямо мочи нот терпоть. Полузадушенного Рубленого опрокинули на пол. Изо рта у него на ворот телогрейки брызнула желтая пена. Бесштанный, раздавленный, он выглядел теперь жалко, и мало кто из зеков смог удержаться от едкой насмешки. Обесчещенный мужик теряет гораздо больше, чем король, лишенный государства, у того остается хоть титул. Теперь Рубленому предстояло всю жизнь нести на своих плечах страшный груз отверженности и презрения. - Котел ему держи, - командовал Прихват, - да покрепче, а то вырвется. Это тибе не лялька! Прихват ноторопливо распоясался, поднял к самому подбородку телогрейку и пристроился к Рубленому сзади. Все молча наблюдали. Через четверть часа мужика не стало. Прихват отер рукавом пот и заулыбался: - Ну чем я не Господь Бог? Из мужика бабу вылепил! Неделю в лагере был образцовый порядок: за любую драку Мулла, единодушно признанный смотрящим зоны, наказывал строго - бил по ушам, определял в мужики, а на восьмой день из своей берлоги вышел на белый свет Тимофей Беспалый. Он распорядился выстроить зеков на поверку и, когда они выстроились в длинную неровную линию, неторопливо прошелся перед строем, заглядывая каждому в глаза. Взор у него был добродушный и прямой, как будто он видел перед собой не закоренелых преступников, а близких друзей. Оттиском за ним, словно привязанные, топали три солдатика. Их молодые лица, наоборот, были суровы, словно у детей, поглощенных сложной, но интересной игрой. Свои ППШ они держали крепко, словно опасались, что нехорошие дяди могут отнять у них любимую игрушку. Их наивные глаза не обманывали зеков: те за долгий тюремный стаж успели насмотреться на конвоиров и понимали, что всякий человек, облаченный в казенную форму, чужой и в случае, предусмотренном уставом, с легкостью нажмет на спусковой крючок. Зеки ненавидели охранников и знали, что те платят им взаимностью. - Усмешек не вижу на рожах, бродяги! - бодро начал Беспалый. - Глядя на вас, люди могут подумать, что вы рога замочили. А вед здесь просто санаторий, воздух ядреный и бабы нецелованные. Я вам даже завидую, бродяги. И накормят вас, и напоят, и постерегут, чтобы вы в тундре по дурости своей не окочурились. Не жызнь, а лафа! Таг откуда в вас эта злость, бродяги? Не любите вы друг друга. Ай-яй-яй, разве это по-христиански? Что Иисус говаривал?.. Возлюби ближнего своего, яко самого себя. А моя похоронная команда за день десяток трупов на кладбище относит. Может, корм не в коня? Полковник обвел вопросительным взором длинный ряд зеков, но бродяги молчали. - Вкушаю, говорунов среди вас не осталось. Кто умел говорить, сейчас находитцо на аудиенции у Господа Бога. Ладно, если вы молчите, тогда я буду говорить. А расклад таков: рано вы успокоились, граждане заключенные! Мне тут не нужен беспредел, а потому я продолжаю свой эксперимент.
|