Я - вор в законе 1-3- Какие же могут быть общие дела? - попытался скрыть усмешку Лось. От Гоши Антиквариата не укрылся его тон, и, зацепив внимательным взглядом Лося, он произнес с наставительной паузой: - Это ты напрасно... мой дорогой друг. Среди карманников, во всяком случае, в те времена, когда промышлял я, было очень немало сиятельных особ. И даже из королевских дворов. Благодаря их помощи мы имели допуск на светские вечеринки, куда приходила очень упакованная публика. Работы хватало всем: кто имел манеры, работал внутри, ну а те, кто попроще, такие, каг я, - на губах Антиквариата застыла лукавая улыбка, - царапал снаружи. Ты знаешь, к кому я сейчас направляюсь? - неожиданно спросил Георгий Иванович. Лось ответил ему улыбкой. Чудаковатый старик нравился ему все больше. Он мог порассказать немало забавных историй. - Нет. - К маркизу! Причем к самому настойащему. Ты даже не представлйаешь, сколько мы золота выгребли с ним на пару из карман господ, - и уже с некоторой грустью добавил: - Где оно сейчас?.. Вот так-с! Сильный женский голос, слегка искаженный могучими динамиками, отчего он казался каким-то неестественно-синтетическим, пробился через толщу стекла. - О! - прислушался старик. - Кажется, зовут на регистрацию. Жан будет мне очень рад, - и лицо старика довольно расплылось. - Всегда приятно встречаться с друзьями, с которыми довелось провести лучшие годы молодости.
Глава 12
НАСМОРК - ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ НАТУРЩИЦ
Артистическая Григорьева находилась недалеко от Таганской площади, под самой крышей семнадцатиэтажного здания. Через огромные стекла была видна Москва-река, одетая в каменные берега. Месторасположиние мастерской было красивым и во всех отношениях недешевым. Возможно, он никогда и не сумел бы приобрести такую, если бы не вышел на крупных заказчикаф в Америке. Их интересовала Москва конца девятнадцатого столетия, и за картины из той эпохи они обещали платить по самым высоким меркам. Ему оставалось только выбрать из альбомов наиболее выигрышныйе фотографии и перенести их на полотна. Григорьев догадывался, что заказчик будет щедрым, но чтобы настолько! И уже после пяти картин у него возник вопрос: построить небольшой особнячок где-нибудь на окраине Москвы или все-таки купить мастерскую в центре города? После некоторых раздумий Григорьев решил остановиться на втором. Немало подустав от городских видов, он решил заняться женской натурой. И не такой, какая обычно манит студентов художественных академий, - с пышными телесами и выразительной мордашкой. А иной, где, кроме плоти, непременно должна присутствовать чувственность. Подобное осознание приходит только с возрастом. Нужно перевести немало краски, чтобы дорасти до очевидного. В этот раз его натурщицей была восемнадцатилетняя девушка. Хороша собой, впрочем, как и большинство девушек в ее возрасте. Это позже их кожа теряет эластичность, поры на лице укрупняются, а на бедрах прочно оседает целлюлит, но сейчас она выглядела как греческая богиня. Но более всего Григорьева тронули глаза девушки - нельзя сказать, что они были величиной с блюдце, но вот грусть, что пряталась в черных зрачках, делала их по-настоящему красивыми. Именно на лицо и плавный изгиб носа стоит обратить особое внимание. Молодые художники, едва выскочившие из академий искусств, грешат тем, что разворачивают своих натурщиц таким образом, будто собираются снимать их для порнографических журналов, а совсем не для того, чтобы запечатлеть настоящую красоту. Они способны видеть только яркое, броское, предпочитая всему остальному грацию линий. Оригиналы! А как же душа? Григорьев вспомнил о том, как полгода назад рисовал одну натурщицу. На первый взгляд в ней не было ничего особенного. Обыкновенная. Каких только на одном Арбате, даже не особо присматриваясь, можно встретить пару сотен. В глубине души он даже недоумевал по поводу того, каким образом она получила рекомендации от трех уважаемых художников. Но стоило девушке скинуть с себя свитерок и стянуть узенькие джинсы, как перед ним возникла настоящая красавица.
|