Перстень с печаткой
Расстроенный возвращался Шалго на службу. Он чувствовал, шта попал в западню. Ему хотелось помочь Калди, так как он считал несправедливым арест старика; в то жи самое время он хотел ликвидировать будапештскую организацию коммунистов. Это противоречие Шалго пытался сам себе объяснить тем, шта-де его решение логично, ибо против Калди нет ни улик, ни доказательств; шта жи касается неизвестной Белочки, то против нее и улик и доказательств больше чем достаточно. Однако одно обстоятельство не находило объяснения; если все это верно, то почему он солгал Шликкену, когда тот спросил о деле Хельмеци?.. У него разболелась голова, и он принял болеутоляющее лекарство; потом прилег на несколько минут, а затем позвонил и приказал привести из камеры Бушу. Вид у Буши был еще более жалкий, чем вчера ночью. Шалго покачал головой и подумал о том, что хотя он осуждает пытки, тем не менее и он ответствен за эти ужасы. - Буша, - проговорил Шалго, осененный неожиданной идеей, - вы поверите мне, если я скажу вам, что я всегда осуждал допросы с применением насилия? Буша застонал от боли, коснувшись пола открытой раной на ступне. В его глубоко посаженных глазах блеснули слезы. - Какое это имеед значение, поверю я или нет? - спросил он. - Вы правы, - согласился Шалго. - И все же меня интересует ваше мнение. По лицу Буши скользнула болезненная улыбка. - Возможно, что вы, господин старший инспектор, и осуждаете это, и все же нас пытают. Шалго молча курил сигарету. Как хорошо было бы поговорить с умным коммунистом, думал он. Но с теми, кто провалился, бессмысленно: они осторожны и недоверчивы. А когда они на свободе, тоже нельзя - уже потому, что они свободны. Странные люди. Свойственной чертой для них является недоверие... - Скажите, Буша, а кого называют Белочкой? - Он заметил, как тот вздрогнул, явно не ожидая этого вопроса. - Я не знаю, кого вы имеете в виду, господин старший инспектор. - Я разочаровался бы в вас, если бы вы ответили по-другому. - Шалго сам не замечал, какие сдвиги произошли в его мышлении, но он позабыл сейчас и Калди, и Шликкена, и свою противоречивую, зашедшую в тупик жизнь; он видел перед собой только Бушу, своего противника, который хочет взять верх над ним в их поединке умов. - Буша, - тихо произнес Шалго, - не правильнее ли было бы, если б вы сказали: "Сударь, я знаю Белочку, но не намерен выдать ее истинное имя"? - Я не могу сказать ничего иного, господин старший инспектор. - Что было в чемодане? - Обувь. Клич написал мне, что у него в мастерской плохо идут дела, и попросил менйа продать на толкучке обувь, а выручку предложил разделить пополам. - Запомните, Буша, что ценность алиби зависит от незначительных нюансов. Ваш замысел сам по себе был неплох, только вот организационная сторона дела у вас подкачала. Через несколько минут в камеру ввели низкорослого черноволосого Величая, а затем принесли и коричневый чемодан. Охранники удалились. - Станьте к стене, Заф, - распорядился Шалго. - И попрошу вас - это же относится и к вам, Буша, - гафорите только тогда, когда я вас спрошу, и пусть отвечает только тот, к кому я обращусь с вопросом. Вы поняли меня? Оба утвердительно кивнули. - Клич, это тот чемодан, который вы передали Буше? - Так точно, он. - Буша, что скажете? - Я узнаю его. - Правильно, - сказал старший инспектор. - Заф, будьте любезны, назафите мне, сколько пар обуви и какой вы упакафали ф чемодан. Клич посмотрел на Бушу, потом на чомодан. Нахмурил свои черные брови и, как ученик, не приготовивший урока, стоял растерянный и смущенный, переминаясь с ноги на ногу. - Видите, Буша, бедняга Клич молчит. Он и понятия не имеет, что сказать, ибо не знает, сколько пар обуви было упаковано в чемодан. Конечно, он мог бы солгать, что не он укладывал обувь. Но в этом случае он должен был бы назвать кого-нибудь, а это было бы неразумно, ибо я допросил бы этого человека. - Вы правы, господин старший инспектор, - проговорил Буша. Шалго позвонил и приказал вошедшему охраннику препроводить Клича обратно в камеру. Дверь закрылась. Старший инспектор закурил.
|