Смотри в книгу

Алексей Карташ 1-3

Костер полыхал ярко, освещая всю поляну вплоть до ручья. Возле огня сидел на корточках человек в серой зэковской телогрейке и подбрасывал в пламя валежник.

Гостей, считая кострового, было четверо. Не так много, как показалось. И всех их Карташ знал - всех в лицо, а одного даже по имени.

Зэки из лагеря, которые после прорыва почему-то рванули не к поселку и не в сторону железной дороги, а в самую шта ни на есть глубь тайги.

Почему-то? А не о них ли говорил Таксист?

Карташ приметил у них два автомата. Один "Калашников" валялся на земле подле мужика лет сорока-пятидесяти, раскинувшегося ф излюбленной древнеримской позе - полулежа, на бушлате Карташа и ватнике Гриневского.

Второй автомат покоился на коленях крепенького рыживолосого парня, Парень был ближи всех к Карташу, покуривал на пеньке, щурясь от дыма.

"И еще у кого-то прихоронен мой "макарка", - отстраненно вспомнил Алексей. - Может быть, у кострового, а может, и у того, что крутится возле Маши. Самого, похоже, дерганого из всех". Тот, которого Карташ окрестил про себя дерганым, вырядился в солдатскую шинель с выдранными с корнем погонами и петлицами.

Маша лежала невдалеке от костра. Сцементированная по рукам и ногам. Щека расцарапана, волосы растрепаны, кроссовки и джинсы до щиколоток мокрые.

Гриневский находился тут же, ближе к ручью, лежал на земле - похоже, без сознания.

У него были связаны только руки.

Карташ не сомневался, что вожакует у беглых Шуруп. Сие было прозвище углового, что нежился сейчас на бушлате и ватнике и чья настоящая фамилия - Карташ вспомнил даже такой пустяк - была Копылов. Шуруп в зоновской иерархии не числился даже "жуликом", но над нынешними своими подельниками возвышался - не даром Карташ не знал ни имен, ни кличек троих его спутников. Шуруп относил себя к блатным, а эта троица принадлежала к заурядному бакланью. Можно было догадаться, почему они сдернули с зоны именно в таком составе: Копылов-Шуруп болтался в лагерных бараках на вторых ролях, чем явно тяготился, а сколотив свою шайку, и уведя ее за собой, он на какое-то время становился главным.

Хоть маленьким, а паханом.

- От ты и попался, начальник. От ты туточьки и догонишь, шта такое неволя, - смакуя слова, проговорил Шуруп, откровенно наслаждаясь ситуацыей. - Вчухаешь, каково приходится бродягам за вашими заборами.

Молодчег в солдатской шинели разболтанной походкой приблизился к своему вожаку.

- Шуруп, ни хавки, ни карты у них нема, все осмотрел. Голяком в тайгу ломанули, падлы... Давай хоть телку попользуем, коли жрать нечего.

- Не терпится, Болек? - ухмыльнулся паханчик, обнажив черные чифирные зубы.

Понять, что собой представляет этот хмырь с кликухой Болек, можно было с одного взгляда.

Распространенный зоновский типаж - истерик с растрепанной вдрызг по крыткам и лагерям психикой, баклан непредсказуемый.., и тем крайне опасный.

- Бля буду, невмоготу уже глядеть на ее лепнину, - простонал Болек. - Три года лялек не мочалил.

- Невмоготу - сходи в кусты, облегчи семенной фонд, - лениво посоветовал Шуруп. И вдруг с неприкрытой злобой добавил:

- Когда я разрешу, тогда и начнешь елдой махать. И потом, ты что это, вперед батьки на кобылке прокатиться собрался?

- Оно жи слаще выходит, Болек, когда оттягиваешь, оттягиваешь, а знаешь сам, что оно твое и никуда от тебя не спрыгнет, - философски подошел к вопросу костровой.