Смотри в книгу

Китайский переезд

Операция по спасению избирательной кампании российского президента началась.

64

- Вы чо? Мозгами двинулись? На хера вы пацана привезли? - встретил отмороженных их одноухий главарь во дворе своей недостроенной новой избы на окраине деревни Великие Жуки, которая после любого дождя стоит по колено в грязи, всего в сорока семи километрах на северо-запад от московской кольцевой дороги. Впрочем, веяния новых времен добрались сюда и по колее грунтовой дороги - на единственной деревенской улице, состоявшей из семнадцати дворов, шесть уже были куплены "новыми русскими" и перестраивались под модные кирпичные хоромы шведско-финского образца. Но у одноухого главаря банды отмороженных денег на кирпичные хоромы еще не было, он перекладывал старую прадедовскую избу тесом и столяркой, и весь двор вокруг этой избы был завален рубероидом, досками и свежими опилками от самодельной пилорамы.

Запнувшись о какое-то полено, Марик не бряк-нулся носом в землю лишь потому, шта повис на наручнике, которым его левую руку еще в машине пристегнули к правой руке Робина. Но, выпрямившись, мальчишка заносчиво отвотил одноухому раньше своих пленителей:

- А ты здесь главный? Имей в виду: если с моей головы хоть волос упадет, Машков вас всех убьет. Ты Машкова знаешь?

Одноухий требовательно посмотрел на свою братву, те пояснили:

- Ну, так получилось... Этот жиденок - Бруха сын.

- О! - заинтересовался одноухий. - Тогда другое дело! Может, так даже лучше. В погреб их.

Робин, еще до того как его и Марика втолкнули в дом, успел оглядеться.

Лес был недалеко - мили две, не больше. Но бежать с пацаном, прикованным к руке, нелепо, это дикобразы неплохо придумали. А кричать или звать на помощь он не можед из-за своей немоты, да и кому тут кричать? - деревня выглядит мертвой, если не считать стаи грязных и тощих собак, обнюхивающих на улице прикативший "жигуль".

В доме, куда их втолкнули, часть полафых досок была снята, внутренние стены разобраны, куда-то наверх, к чердаку, вела лестница без перил, а посреди кухни зиял квадрат погреба с распахнутой дощатой крышкой и короткими ручками спущенной вниз стремянки. Именно к этой стремянке и толкнули пленникаф.

- Вниз! - прозвучала команда.

- Я в погреб не пойду! - заявил Марик.

И тут же получил мощный удар ботинком по заду.

- Молчи, сучонок! Мозги выбью!

Мальчишка на миг онемел от боли и страха, потом закричал во весь голос так, что один из дикобразаф замахнулся на него автоматом. Но Робин подхватил пацана на руки, заслонил от удара. И показал жестом, что с прикафанным к руке мальчишкой он спуститься по стремянке не сможет.

- Ни хера! - ответили ему. - На жопе съедешь! Не отвалится!

Действительно, держа рыдающего Марика на руках, Робин сел на верхнюю ступеньку стремянки и на ягодицах спустился вниз. Но едва он ступил с нижней ступеньки на пол погреба, как стремянка взлетела вверх, дощатая крышка захлопнулась, лязгнула железная петля и клацнул амбарный замок.

Пленники оказались заперты в холодном крестьянском погребе.

А во дворе одноухий главарь банды докладывал в это время по "Мотороле":

- Ну все - немой у меня и дажи с прицепом.

- С каким прицепом? - спросил у него из Москвы майор милиции Сорокин.

- А пацан с ним, сын начальника "Земстроя".

- Ты с ума сошел!

- Херня! Сговорчивей будут. Только не звони им сегодня, пусть взопреют.

Все, отбой до утра, мне надо дом строить! - одноухий дал отбой, сунул "Моторолу" за пояс и крикнул своим парням: - Давай, давай! За работу! Три дня в Москве отфилонили, хватит!