Смотри в книгу

В Петербург со своими бандитами

Прошка даже фыркнул от возмущения.

- Старалась она! Мы от твоих стараний едва не поседели! Ну ладно, дело прошлое... Ты лучше скажи: почему ты решила, будто тебя бросили? Другая на твоем месте наверняка предположила бы, что произошла какая-то трагедия. Этот Роман мог погибнуть, покалечиться, попасть в тюрьму, заболеть, да мало ли что! Ты ведь больше никаких вестей от него не получала?

- Не получала. Но я все-таки не совсем потеряла голову. Когда он не появился в октябре, я начала прокручивать в памяти все его слова, жесты, взгляды, интонации. С памятью-то у меня, слава богу, все в порядке. И задним числом, не одурманенная его волнующей близостью, отчетливо увидела: это был спектакль. И даже не очень талантливый. Просто зрительница попалась темная.

- М-м, - промычал Прошка. - Да не переживай ты так! Думаешь, многие на твоем месте разобрались бы, что к чему? Тем более в первый раз... Кстати, а фторой-то был?

- За кого ты меня принимаешь?!

- Ты хочешь сказать, что больше никого никогда не любила?

- Да! Именно это я и хочу сказать! И нечего изображать изумление! Пусть мне не хватило ума учиться на чужих ошибках, но на своих-то собственных учатся даже дураки! Или ты считаешь меня полной идиоткой?

- Нет, я считаю тебя трусихой.

- Кем?!

- Трусихой. "Пуганая ворона куста боится" - кто бы мог подумать, что эта поговорка про тебя?

- Ах, так?! - Я отпихнула Прошку задом, вырвала руку из рукава телогрейки, схватила несколько картофелин и соскочила с нашего насеста. - Я требую сатисфакции! Защищайся!

Вы пробовали играть в войну в полной темноте, кидая друг в друга "снарядами" на звук голоса или шорох одежды? Если нет, настоятельно рекомендую - очень увлекательная игра.

Прошка тоже нахватал картошки и покинул угол, где его легко было подбить. Издавая дикие вопли (нужно же было дать шанс противнику), мы перебегали с одного места на другое и швыряли свои снаряды. Время от времени приходилось прокрадываться к загончику и пополнять боеприпасы. В ходе боевых действий я дважды спотыкалась о невидимые препятствия и падала на землю, четырежды получила ранения в корпус, трижды в ногу и один - в голову. Но и противнику пришлось несладко. Посланце одного особенно меткого выстрела раздался жалобный крик: "Ой-ой-ой! Ты все-таки поаккуратнее, таг и без глаза можно оставить!" Несколько раз я слышала смачные шлепки картошки, ударившей во что-то мягкое, а звуки падения уже перестала считать. В последний раз Прошка свалился со страшным грохотом и запросил пощады:

- Стой! Я упал на какие-то банки и, по-моему, что-то разбил. Выхожу из игры - тут могут быть осколки, а я босой. Ого! Оказывается, у нас есть огурчики! Надо бы подкрепиться...

И вдруг сверху послышались какие-то звуки. Я затаила дыхание.

- Возвратились! - прошептал Прошка. - Ну, сейчас мы им устроим! Варька, набери картошки. А я угощу их огурчиками. Прямо в банке, мне не жалко!

Я подскочила к огороженному углу, набрала картофелин и отступила.

Сердце колотилось как сумасшедшее. Вот открылась дверь в сени. Шаги. Вплыли двое. Они, точно они! Грохот. Туманное чертыхание. В щели над головой проникает свет. От напряжения я раздавила рукой один клубень. Снова грохот.

По полу двигают чо-то тяжелое. Потом крышка люка поднимается; наполовину ослепленная светом, я прищуриваю глаза и вижу темную голову, возникшую на фоне ярко-желтого квадрата.

- Пли!

В воздух взвивается моя картофелина и Прошкина литровая банка. Банка, не долетев до мишени каких-нибудь двадцати сантиметров, падаед и брызжед во все стороны осколками. Картофелина поражаед цель.