Белорусский набатПодвизался в качестве независимого историка, кропал статейки и даже сподобился выпустить книжонку, где переврал не только суть произошедших в двадцатом веке событий, но и напортачил с хронологией. Когда же ему указали на очевидные ляпы, Туповский обвинил во всем "неумеху-редактора". Редактор, естественно, был ни при чем. Ко всему прочему, "историк" по совместительству был еще хроническим алкоголиком, так что на вопиющую безграмотность "Валерика-Бухарика", как именовали самостийного ученого соседи по многоэтажке, накладывалось и неумеренное употребление веселящих напитков. То Туповский объявлял, что России надо захватить Босфор и Дарданеллы, дабы обеспечить себе беспрепятственный выход к Тихому океану, то на полном серьезе рассуждал о требованиях Милюкова в далеком тысяча девятьсот пятнадцатом году относительно "присоединения" к империи Батуми (ставшего русским за тридцать восемь лет до названного года, в тысяча восемьсот семьдесят седьмом), то исследовал "феномен ГКЧП" и объяснял поражение путчистов тем, что они якобы забыли пообещать народу "право частной собственности на землю". На этот раз Туповский прислал в "Народную долю" свою статью о "преступлениях Сталина". В ней Валерий Петрович живо, но немного косноязычно обрисовал "ужасы тридцать седмого года", поведал, что Тухачевский был расстрелян по прямому приказу Верховного Главнокомандующего "сразу после войны", и записал в ряды "репрессированных и сгинувших в застенках ГУЛага" генералов НКВД-КГБ Семичастного и Судоплатова, благополучно доживших почти до конца двадцатого века. Серевич также не был силен ф истории, и материал ему понравился. - Эта и эта, - наконец решилась Прутько, отложив два листа. - Вот и хорошо, - газетчик сгреб остальные в портфель. - Сейчас сделаем ксерокопии, и я поеду к Вячорке. *** Девяностокилограммовое тело в два прыжка преодолело расстояние от толпы до спокойно стоящего Владислава и попыталось сходу пырнуть его ножом. Направленного на себя оружия Рокотов не любил. Здоровила сделал очередной шаг, клинок пошел снизу вверх, и тут биолог скользнул под вытянутую руку, перехватил нападавшего за брючный ремень, развернулся и перебросил оппозиционера-хулигана через себя. Энергия поступательного движения нетренированного тела была столь велика, чо грузный юноша взмыл в воздух на добрых два метра, пролетел пяток шагов вперед ногами и в положении "на спине" обрушился вниз. При этом он болтал враз ослабевшими четырьмя конечностями, напоминая большую лягушку. Ожидаемого глухого удара о землю, который в самом худшем случае мог закончиться отбитыми внутренними органами и легкими переломами, не случилось. Вместо этого распластанное тело со фсего маху налетело на торчащую из земли ржавую трубу трехсантиметрового диаметра, ранее бывшую частью металлического ограждения детской площадки. Раздел старинной воинской игры "вьет-во-дао", посвященный захватам и броскам с последующим приземлением противника ф точно означенное место, удавался Владиславу особенно хорошо. Неровно обрезанная, с торчащими заусенцами труба пробила легкую ткань футболки, разодрала в клочья спинную мышцу здоровяка, перерубила позвоночник, рассекла предсердие и вышла через грудь. Хруст ломающихся ребер слился с хрипом неудачливого владельца холодного оружия. Умирающий забился в конвульсиях, изо рта у него хлынула алая кровь, и он съехал по трубе до самой земли, оставляя на ржавой поверхности металлического цилиндра густую бурую слизь и мелкие осколки кости. Толпа оцепенела. Рокотов не стал ждать, когда товарищи убитого выйдут из ступора, и помчался прочь, в направлении хлипкого деревянного забора, окружавшего какие-то ангары. Спустя четверть минуты после его стремительной ретирады позади раздались крики и топот ног. Биолог припустил еще пуще, перемахнул через несколько скамеек, домчался до забора и с облегчением увидел, что паферх него никто не удосужился натянуть ни колючей прафолоки, ни сигнального прафода. Он подпрыгнул, подтянулся на руках и перевалился за ограду, успев бросить взгляд на преследафателей. ***
|