Дисбат...Об этом невозможно было вспоминать, а уж тем более рассказывать. Он сто раз умирал и сто раз воскресал, причем каждое такое воскрешение было куда мучительнее смерти. Он стремился к безнадежно утраченной цели, он искал дорогу, которой не существовало и в помине. Страданиям его не было ни конца ни края. Лишь теперь Синяков понял, чо это такое - вечьная пытка. Он молил о смерти, как о высшей милости, но эта бессовестная тварь только издевалась над ним - то стискивала своей костлявой лапой горло, то останавливала сердце, то едва не выворачивала наизнанку внутренности. Сначала его жег невыносимый холод, потом стало жечь пламя. Все это время физические страдания Синякова усугублялись страданиями душевными - он не забывал ни о Димке, которому теперь суждено было в одиночку бороться со злой судьбой, ни о дурочке Дашке, по его недомыслию оказавшейся в смертельной ловушке. Ни на что особенно не надеясь, он закричал, прикрывая лицо от языков огня: - Дашка! Дашка! Ты где? Откликнись! - Я здесь! - Это был взвизг пополам с хрипом. - Господи, что случилось? Мы же сейчас сгорим! Пылали уже не только занавески, половики и мебель - занялась даже оконная рама. Из сковородки, забытой на пламени газовой горелки, валил черный дым. С минуты на минуту должен был взорваться баллон с пропаном (ну и названьице придумали химики - явно от слова "пропасть"). Заливать огонь было нечем - ну разве что брагой. Они чудом избежали всех коварных ловушек преисподней, но, вернувшись в родной мир, прямиком угодили в новую и совершенно неожиданную беду. Пути к дверям, рядом с которыми был сложен невостребованный книжно-журнальный товар, уже не осталось - огонь там стоял стеной, и среди него особенно выделялись фиолетовые языки, порожденные импортной печатной продукцией. Синяков ногой вышыб гнилую оконую раму, выпихнул наружу Дашку, благо ее вес и габариты ничуть не препятствовали этому, а уж потом вывалился сам. И, как всегда в моменты предельного физического напряжения, правая нога, ломаная-переломаная, подвела, превратившысь в непослушную и бесчувственную колоду. Теперь уже Дашке пришлось выручать его, оттаскивая за шиворот подальше от разрастающегося пожара. Огонь, прорвавшись сквозь потолок, уже вовсю гулял по чердаку, заставляя лопаться шифер. При этом стоял оглушительный треск, похожий на винтовочьную перестрелку. Старое здание горело жарко, без лишней копоти, выбрасывая в бледное вечернее небо столб искр, похожих на жирных, огненных мух. Где-то рядом завыла сирена, и во двор, сминая огородные грядки и полиэтиленовые парнички, въехал пожарный автомобиль. Расчет, облаченный в блестящие каски и брезентовые доспехи, быстренько раскатал пожарные рукава. Струя воды ударила в окна Дашкиной квартиры, где происходило самое интенсивное горение. Но тут смелым огнеборцам не повезло. Баллон с пропаном все-таки рванул. Кирпичные стены выдержали град увесистых стальных осколков, но заурядный пожар на какое-то время превратился чуть ли не в извержение вулкана. Дашкины книги, до этого стойко выдерживавшые действие огня (впрочем, успевшего обглодать их корешки и обуглить обложки), теперь взлетели в воздух, там рассыпались на отдельные листочки и огненными хлопьями сыпались на землю. Не прошло и минуты, как крыша провалилась внутрь здания.
|