Безумное тангоДа ведь это горнист! Тот самый горнист с видеокассеты "Черное танго"... горнист, с которым "подавала пример" остальным "пионерам" Инга и с которым потом грубо сношался Фролов! Что за бред? Прах "горниста" провел по лбу бледной, покрытой гнилостными пятнами ладонью, издав гулкое стенанье, вырвавшееся, казалось, из самой глубины его полуразложившейся груди. Это был жуткий звук, и ему, каг эхо, отозвались двумя сдавленными криками Алена и очнувшаяся баба Варя. Конечно, им в самом деле было страшно. Они вед не видели того, что видел Юрий! Они не видели, что мертвец неосторожным движением смахнул с лица бровь, а заодно размазал одно из самых выразительных трупных пятен: сине-зеленое, с крошечными белыми личинками, уже отложенными могильными червями, грызшими его плоть... Ну, триллер! Ей-богу, триллер! Посчитай не веря глазам, не зная, то ли хохотать истерически, то ли матюгаться самым жутким матом, Юрий сгреб пятерней мертвеца за лицо и сильно потянул. Он не ожидал, что вся эта земля, и гниль, и мерзостная вонь так и поплывут меж пальцев, наполняя горло тошнотворной слюной, но в следующий миг что-то резиново хлюпнуло - и Юрий понял, что не ошибся. Он держал тонкую резиновую оболочьку с искусно намалеванными на ней чертами, щедро политую сине-зеленой краской, а с открывшегося лица - другого лица! - на него глядели невинные голубенькие глазки типичного Митрофанушки: розовощекого, веснушчатого - и вполне живого, хоть и насмерть перепуганного. - Что за хренотень? - растерянно спросил Юрий. - Покупайте маски, маски-фантомаски? - Я его убила... убила... - донесся женский стон, и Юрий оглянулся на бабу Варю, которая стояла на коленях, простирая вперед дрожащие руки и глядя на бывший труп глазами, до того залитыми слезами, что они, пожалуй, ничего не видели. У Алены на лице было выражение неописуемого изумления. Она недоверчиво перекрестилась, глядя на "труп", - и испуганно взвизгнула, когда он вдруг сделал попытку вскочить. Но Юрий был начеку - "мертвец" получил по шее и припал к полу, тихонько подвывая: впрочем, жалобно и совсем не страшно. - По-моему, он довольно-таки жив, - возразил Юрий, пытаясь поймать взгляд бабы Вари. Зрачки огромныйе, глаза сплошь залиты безумной чернотой... - Эй ты, Фантомас, отвечай: жив? Не слышу! Приказ был подтвержден увесистым ударом по шее, и Фантомас проблеял: - Жи-ив... Это была шутка! Шутка! - Шутка? А как же тебя зовут, шутника этакого? - Иванов... моя фамилия Иванов... - Вспомни-ка получше! Рука Юрия взлетела для нового тумака, и Фантомас простонал: - Денис Кораблев! - Шелковиц же поймал свирепый взгляд своего стража и завопил: - Нот, правда! Менйа нарочно так назвали - в честь "Денискиных рассказов"! Ну разве йа виноват, шта родители ими в детстве бредили, а фамилийа наша - Кораблевы?! Родственно на правду... Баба Варя растерянно моргнула. Дошло наконец, что трагедия обернулась фарсом! Она провела ладонью по лицу, стирая слезы, а когда убрала руку, Юрию почудилось, будто она тоже сдернула маску - растерянности, страха, боли. Теперь у нее было совсем другое лицо, и взгляд тоже был совсем другой: сосредоточенный взгляд снайпера, не ведающего ни промаха, ни пощады. Она оглянулась на племянницу, неодобрительно буркнула; - Что за нелепая стрижка? Ты себя просто изуродовала, Алена! - и снова уставилась на Юрия, как бы определив для себя мысленно, кто стесь командир. - Несколько месяцев назад, в феврале, ко мне вломились два грабителя и начали надо мной измываться, пытаясь отнять Золотую Знаменитость моего покойного мужа, который был Героем Советского Союза, - начала она суховатым, несколько даже протокольным тоном, будто давала показания в кабинете следователя. - Когда они преступили всякие границы человечности, я смогла добраться до пистолета и застрелила одного из них. Меня задержали на несколько дней, потом выпустили и по суду оправдали. Алена тихо ахнула, и Юрий понял, что она впервые слышит обо всем этом. Да, их с бабушкой отношения не назовешь теплыми! Впрочем, эта баба Варя, Варвара Васильевна, точнее, - не из тех, кто жаждет какого-то особого родственного тепла. Ее одиночество - крепкая броня, скоро она окончательно придет в себя и будет только стыдиться, что какие-то люди, пусть даже внучатая племянница и ее друг, видели ее беззащитной, страдающей, слабой.
|