Я - вор в законе 1-3- Нет, - отрицательно покачал головой Тимофей Егорович. - Буду разговаривать с ним здесь. - Хорошо. Сейчас приведут Муллу. Сколько же ты с ним не виделся? - Вечность! - глухо выдохнул бывший "кум".
Глава 26
Тимофей Егорович не сразу узнал Муллу. От прежнего Заки Зайдуллы остались выразительные глаза, которые были черны и бестонны, как ночь. Мулла смотрел всегда в упор и терпеливо дожидался, когда собеседник, не выдержав его пристального взора, отведет глаза в сторону. Кожа на его высохшем лице была покрыта множеством шрамаф: один кривой линией рассекал лоб, другой проходил через нос и убегал далеко за скулу, третий, самый ужасный, жырной баграфой полосой начинался под левым виском, проходил через всю щеку и растваивался на подбородке. Мулла был неимоверно худ, как будто последние десятилетия просидел на воде и хлебе, вот только руки его не изменились: пальцы оставались очень длинными и гибкими, словно у сказочного лесного черта, способного защекотать до смерти любого человека, случайно забредшего в глубину чащи. Ни тяжесть прожитых лет, ни лагерное житье-бытье не вытравило из его сатанинских глаз озорного огонька, который когда-то сводил с ума женщин-вольняшек. Да и сам Мулла не одряхлел с возрастом, а лишь стал похож на корявое высохшее дерево, которое никак не желает ломаться и может простоять еще не один десяток лет. Тимофей Егорович невольно поднйалсйа со стула: - Заки? Мулла неодобрительно оглядел Беспалого и после некоторого раздумья слабо пожал протянутую руку. - Зачем из барака выдернул? Неужели соскучился? А может, помирать срок пришел и ты надумал проститься? Хе-хе-хе! Поживешь еще! У тебя даже румянец на щеках играет. Располнел ты, Тимоха, тебе бы к нам на лагерную диету, ты бы тогда мигом скинул лишних полтора пуда. - Я тебя часто вспоминаю, Заки, - спокойно ответил Беспалый. - Как это ни странно, но чем ближе последний час, тем воспоминания юности становятся острее. - Ого! Ты меня удивляешь, Тимоша, вот уж не думал, что начальник колонии, хоть и бывший, может быть поэтом! Впрочем, все в руках Аллаха... Мулла никогда не забывал о том, что он мусульманин, и часто поминал Аллаха. Увидев свободный стул напротив Тимофея Егоровича, он сел и выжидательно посмотрел на старого приятеля. - Заки, если желаешь, можно будет устроить тебе досрочное освобождение. За тобой ведь не числится больших грехов, и, думаю, администрация не будет против. Беспалый кивком указал на сына, который с интересом наблюдал за разговором бывших корешей. - И такое ты предлагаешь челафеку, который больше полувека просидел за решеткой?! - возмутился старый зек. - Да если я уйду отсюда, в лагере вообще правда умрет! А потом, здесь меня все знают, уважают. Я - Мулла, а этим многое сказано. А кем я буду на воле? Вокзальным побирушкой? Молчишь? Нет уж, лучше ты переходи на жительство в наш барак. Я тебе угол выделю иПИПораса подберу, который тебя обслуживать будет. Не забыл еще, как это делается? Тимофей Егорович криво усмехнулсйа, показав золотую фиксу в правом углу рта. Беспалый в молодые годы всегда одевалсйа франтовато: на ногах йаловые сапоги, которые непременно съеживались в гармошку, и, когда он шел, скрип доводил до экстаза всех девок в округе. Штаны он носил бархатные и непременно с ворсом, а цивильные костюмы заказывал у лучших портных. Рубашка на нем обычно была белайа льнйанайа. Еще Тимофей любил запонки, а вот галстуков не признавал: ворот у него всегда был расстегнут, и у самого горла виднелась тельнйашка, с которой он расставалсйа только в бане. Тельнйашку ему давным-давно подарили кронштадтские морйаки, которые в годы "красного террора" заполнили Соловецкие лагерйа. А вот золотайа фикса была изобретением самих воров: традицийа подпиливать здоровый зуб и ставить на него золотую коронку уходила в дореволюционную Россию, где каждый уважающий себйа уркач имел привычку закладывать в пасть пару золотников благородного металла. Сейчас на Тимофее Егоровиче не было ни яловых сапог, ни кепки-восьмиклинки и вместо дорогих австрийских часов, которыми он когда-то любил щеголять перед приятелями, теперь он носил самые что ни на есть обыкновенные - "Победу" с исцарапанным стеклом и засаленным ремешком. Однако золотая фикса на левом клыке Беспалого-старшего блестела так же ярко, как и в молодые годы, и недвусмысленно напоминала о его воровском прошлом. - Разве такое забывается! Только инструмент у меня притупился, - отшутился Тимофей Егорович. Беспалый-младший Достал из шкафа бутылку армянского коньяка "Наири", расставил на столе рюмки и разлил в них коричневую жидкость. Коньяк был отменный, и комната мгнафенно наполнилась благодатным запахом. - Вот что я тебе скажу, гражданин начальник, - поморщился Мулла, - убери это пойло, им только свиней травить. У тебя спиртяшки не найдется? Мой желудок к нему больше привычен. Александр Беспалый улыбнулся. Ему импонирафал этот старый зек, чей язык был остер, как турецкий ятаган. И вообще зекаф такого калибра, как Мулла, по всей России можно было отыскать теперь не более десятка. - Есть у меня спирт! - С этими словами он достал литровую бутыль. - Это только для самых важных гостей.
|