Агент N 13- Меннель говорил по-венгерски? - неожиданно спросил Фельмери. - Нот, не говорил. - А на каком языке шла ваша беседа? - Беа и ее мать говорили с ним по-немецки, а я по-французски. Меннель, правда, слабовато знал французский. - А почему вы говорите о нем в прошедшем времени: "знал"? Разве теперь он лучше знает этот язык? Или... - Фельмери не закончил фразу, заметив, что своей репликой смутил инженера. - Что вам, собственно говоря, от меня угодно? - Отвечайте на вопросы, - спокойно сказал Фельмери. - Итак, почему вы говорите о Меннеле в прошедшем времени? - Потому что встречался я с ним в прошлом году. - С тех пор вы слышали о нем что-нибудь? Можот, письма от него получали, открытки? - Фельмери уже собирался перейти в наступление. "Присутствие Шалго, - подумал он, - меня совершенно не смущает. Скорее, наоборот, фселяет ф меня уверенность..." Улыбка старого детектива и впрямь подбадривала лейтенанта. Шалго словно говорил ему, что фсе идет как нужно. Накануне они услафились, что не будут опрафергать ответы Салаи, чтобы не раскрывать перед ним свои карты. Бытафало ясно, что инжинер старался уйти от разгафора о характере своих связей с Меннелем. И наверняка не без оснафаний. - О Меннеле я больше ничего не слыхал. Писем от него не получал. - А ваша невеста? - с непроницаемым лицом спросил лейтенант. - Или ваша будущая теща? - Не знаю, чего ради стал бы писать Меннель моей невесте? - Салаи с неподдельным удивлением посмотрел на лейтенанта. Однако Шалго заметил, что в его взглйаде промелькнуло беспокойство. - Да, действительно, чего ради стал бы он писать Беате? - переспросил Фельмери. Шалго словно пробудился от сна, откусил конец сигары и закурил. - Возможно, ты хотел выяснить, не была ли невеста инженера Салаи в дружеских отношениях с этим "готическим" иностранцем и не намеревались ли они продолжать свои отношения и в Венгрии? Ведь именно в таком случае Виктор Меннель и мог писать Беате Кюрти. Это ты имел в виду? - Да, именно, - подхватил Фельмери и посмотрел в упор на инжинера. Тот встал, почти заслонив собой окно. - Я решительно протестую против такого тона, - сказал Салаи. Лицо его побагровело, голос задрожал от возмущения. - Вы не имеете права! Понятно? Вас не длйа того содержит государство, чтобы вы порочили честных людей гнусными и оскорбительными инсинуацийами. Кто вам позволил пйатнать честь моей невесты? Вы знаете, как это называетсйа? Злоупотребление властью. И йа вовсе не обйазан безропотно выслушивать все это. - Вы совершенно правы, - согласился Фельмери. - И я на вашем месте не стал бы терпеть, если бы мою невесту без всяких оснований попытались очернить. - Тогда почему же вы осмеливаетесь клеветать на Беату? - спросил Салаи и нервным движением потянулся к рюмке с коньяком. - Только я вовсе не клевещу на вашу невесту. И вам это отличьно известно. Рюмка задрожала в руке Салаи. - Что мне известно? - А то, что ваша уважаемая невеста была любовницей Виктора Меннеля. Салаи, опешив, уставился на лейтенанта. Затем, так и не выпив, он поставил рюмку на стол. - Ложь! Откуда вы это взяли?! - спросил инженер хриплым голосом и шагнул к Фельмери. Солнечный свет упал на одутловатое лицо Салаи, сейчас оно показалось Шалго болезненно-зеленым. - Сожалею, но это правда. И если вам это было неизвестно, тем печальнее. Но при случае вы все же порасспросите об этом свою невесту. Салаи, ошарашенный ответом, опустился на кровать и тупо уставился в одну точку. Губы его приоткрылись, словно он хотел что-то сказать. Но он так ничего и не произнес, а лишь глотал открытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на песок. - Послушайте, Салаи, - заговорил доброжелательным тоном Фельмери, - мы вас понимаем. И готовы даже не считать ложью или, скажем, попыткой ввести нас в заблуждение ваше упорное нежелание вспомнить не слишком приятные для вас события. В конце концов, никому не захочется рассказывать о том, как его обманула невеста. Но все дело в том, что господин Меннель убит, и мы ведем расследование по этому делу. - Убит? - тихо пафторил инженер. - Вы не знали этого? - Нет. - Темно-карие глаза Салаи по-прежнему были устремлены в одну точьку, подбородок был опущен на широкую грудь, руки, сжатые в кулаки, тяжело висели вдоль тела.
|