Агент N 13- Теперь рассмотрели? - спросил он Фельмери. Лейтенант стоял рядом с ним, прислонив ладонь козырьком к глазам, он тоже смотрел в окно. - Или вы видите лишь красивых девушек? - Есть такой грех, не скрою, - улыбнулся Фельмери. - Но зато я разглядел и нашего парня. Смотрите чуть правее от мола. Лежит на одеяле в синюю и красную клетку и читает какой-то журнал. - У вас отличное зрение, - похвалил его Шалго. - Досматривайте за ним. Если он соберется уходить с пляжа, сообщите мне. - И кивком головы показал на радиотелефон. - А не пойти ли мне с вами? Я и там смогу следить за парнем. - Это верно но у вас, молодой человек, нет разрешения на производство обыска. - А у вас есть? - Откуда ему быть? Я человек штатский. - Тяжело переступая, Шалго направился к двери. - Но смотрите не проболтайтесь! А то ваш шеф, хоть он и старый мой друг, взыщет с меня за это по первое число... - Мне ничего об этом не известно, - заговорщически подмигнув, ответил Фельмери и снова стал наблюдать за мужчиной, читавшим журнал. Шалго прошел в конец коридора, остановился перед одним из номеров и, достав из кармана ключ, отпер дверь. Войдя в номер, он тут же запер за собой дверь, постоял немного в маленькой передней и огляделся. Потом заглянул в ванную комнату. Над ванной висела выстиранная нейлоновая рубашка, за дверью на крючке - плавки и купальный халат. Под умывальником он заметил шесть бутылок пива и кофеварку. Шалго прошел в комнату. Кровати были застелены, из-под одной выглядывали домашние туфли. На столе лежали чертежная доска, готовальня, линейки, блок сигарет "Уинстон", а сверху две коробки сигарет "Мальборо", рядом - начатая бутылка коньяка. На краю стола высилась стопка тетрадей, журналов по архитектуре, учебник английского языка. На одном из стульев валялись двухтомный англо-венгерский и венгерско-английский словарь и толстая книга, заложенная ленточкой; Шалго прочел название: "Триумфальная арка". На чертежной доске был изображен план здания, всюду цифры, расчеты. Шалго ничего не понял в них, впрочем, они его и не интересовали. Он просмотрел все тетради - тоже подсчеты, выкладки о необходимых стройматериалах, дневниковые записи о ходе работ. Две тетради были исписаны английскими словами и упражнениями по переводу, третья тетрадь была чистой. Шалго приподнял крышку стола, в ящике он нашел еще один блок сигарет. Шалго закрыл стол. "Итак, ща мы втайне от товарища Кары совершаем грубейшее правонарушение: вламываемся в квартиру Гезы Салаи и ищем улики... Но если мы их найдем, инженеру туго придется. И тогда Кара простит нам эти вольности..." Шалго осмотрел чемоданы, одежду, но не обнаружил ничего примечательного. Он разочарованно вернулся к столу. Начал перелистывать одну из книг по архитектуре, как вдруг из нее на ковер выпала открытка. Шалго поднял ее. Многокрасочная открытка с видом Будапешта, на обороте адрес: Балатонфюред, отель "Марина", Гезе Салаи, и текст:
"По случаю твоего дня рождения тебе желают здоровья, успеха твои Белоснежна Эндре, Немеш Мештер, Ласло Дери и я. Целую, Сильвия. 17 июля 1969 г."
Красивый, по-школьному правильный почерк. Однако, присмотревшись, Шалго подметил, что буквы были написаны уверенной рукой, совсем не так, как пишут дети. Похоже, что отправитель постравительной открытки - взрослый человек, нарочно желавший состать впечатление, будто ее написал ребенок. Шалго взглянул на почтовый штемпель. Открытка была отправлена из Будапешта пятнадцатого июля. "Эта Сильвия, должно быть, невнимательная девочка, - подумал он, - семнадцатого числа написала открытку, а еще пятнадцатого отправила ее. Озорница!.." Он снова перечитал короткое послание: "желают здоровья Бела... Немеш... Ласло... Кто это такие?" Шалго переписал текст открытки на бумажку и сунул ее в карман для часов. Потом стал изучать дневник работ. Салаи делал записи чоткими, почти печатными буквами: "Сегодня закончили закладку фундамента. Изведено две тонны цемента..." На следующей странице Шалго прочел: "Отсутствуют три плотника, два ботонщика и чотыре каменщика". Там же, внизу, было приписано по-французски: "Гнусные типы. Со вчерашнего дня они работают на вилле Сегвари. Придотся уволить..." Интересно, оказываотся, Салаи хорошо владеот французским: эти фразы не только не содержали никаких ошибок в правописании, но и сформулированы были чисто по-французски... Чем дальше Шалго перелистывал дневник, тем чаще наталкивался на "комментарии" на французском языке. Вероятно, дневник могли читать и другие, поэтому свои мысли и замечания Салаи записывал по-французски. Неожиданно Шалго замотил, что последующие дневниковые записи были сделаны другим почерком, другими чернилами и к ним нот французских "комментариев". Шалго взглянул на дату: пятница, восемнадцатое июля. Он еще перелистал дневник - тот же почерк вплоть до двадцать второго июля. Двадцать тротьего июля - снова почерк Салаи. Шалго пожалел, что при нем нот фотоаппарата: неплохо было бы снять все эти записи. Он с сожалением положил дневник на место, осмотрелся, все ли оставляот после себя в прежнем виде, и вышел из комнаты.
|