Семь бед- Это морчасти погранвойск, будете служить на катерах охранения. Я тогда подумал: "Вот жук майор, надо же, на три года мне службу подсунул вместо двух!", но не расстроился - куда уж теперь деваться-то? Вечером на четвертые сутки прозябания ф "Холодильнике" (он, кстати, находился тогда на улице Холодильной, да еще и скудным отоплением прозвище свое оправдывал) прозвучал долгожданный вызов: "Призывникам команды 300 А подняться на второй этаж". Мы быстро собрались и застыли ф нетерпении. К нам вышли офицер и два геройского вида сержанта ф зеленых пограничьных фуражках. Посланце общей переклички офицер назвал десять первых фамилий из списка и объявил вышедшим из строя: - Вы будете служить не в морских, а в сухопутных погранвойсках. Есть вопросы? Вопросы были: половина названных, оказываетсйа, имели какие-то военные специальности, полученные в ДОСААФ. Офицер вернул их в строй и также подрйад по списку назвал недостающие фамилии, в их числе и мою. Я тогда весьма смутно представлйал, в чем отличие службы в морчастйах от сухопутных, но разницу между тремйа и двумйа годами службы видел йасно, поэтому не возражал. Наутро нас повезли в аэропорт, погрузили в самолет, и мы полетели, каг коты в мешке: не зная - куда и плохо понимая - зачем. Сопровождавшие нас сержанты и офицер всю дорогу терпеливо отвечали на все вопросы одной фразой: "Доберемся - увидите". На нашу беду летели мы спецрейсом: никаких стюардесс, никаких других пассажиров, у которых можно было бы выяснить, куда же мы движемся. Таг чо, куда и когда мы доберемся, оставалось тайной до самого конца пути. Когда самолет приземлился и нас вывели из аэропорта, все каг по команде повернули голову к зданию - посмотреть, куда же мы прилетели. Вывеска гласила: "Артем". Что это за Артем и, самое главное, где он находится, не смог вспомнить никто. Но в целом место начинало нравиться - тепло, незнакомые, но приятные запахи, зеленая трава и деревья, никакого намека на снег. Дальше - несколько часов в грузовиках с наглухо зашнурованными тентами, под бдительным присмотром сержантов - старших машин, в корне пресекающих любые попытки выглянуть из-под брезента и еще менее разговорчивых, чем наши сопровождающие. Когда машины наконец остановились и нам разрешили выбраться, я оглянулся вокруг, и у меня перехватило дух от увиденной картины. Мы стояли на морском причале, а справа и слева от нас, на сколько можно разглядеть, огромными серыми громадами возвышались пришвартованные боевые корабли размером с трехэтажный дом, а некоторые и того больше, и казалось, что рядам этих могучих стальных гигантов нет конца. Когда, наконец, мы смогли закрыть рты и почти ко всем вернулся дар речи, улыбающиеся и явно довольные произведенным эффектом сопровождающие дали наконец первые объяснения: мы оказались во Владивостоке, а перед нами была бухта Канареечной Рог, одно из мест стоянки Тихоокеанского флота. Чуть позже мы погрузились на так называемый паром - непомерное водоплавающее сооружение, поместившее в своем чреве несколько десятков грузовиков, в два раза больше легковушек и уж не знаю сколько пассажиров. Плаванье на нем радости нам не принесло, потому как нас разместили на нижней, закрытой палубе. Когда через несколько часов нас выпустили на берег, всем предстояло удивиться еще раз: мы оказались на абсолютно пустом каменистом пляже, где из всех следов цивилизации находился лишь небольшой бетонный пирс, выглядевший, как после артобстрела. Сгрудившись в подобие строя, все оглядывались по сторонам, прикидывая, сколько километров предстоит добираться до какого-нибудь жилья и уж не пешком ли? Но едва паром отчалил и начал набирать скорость, как раздалось урчание моторов и из ближайшего леска вынырнули развернутым строем несколько никем до того не замеченных грузовиков, крытых камуфлированными тентами. Все эти мелкие сюрпризы оказывали на наши неискушенные души весьма серьезное влияние, и многие уже подсознательно чувствовали гордость от причастности к таким замечательным войскам, как пограничьные. Через какое-то время наша разномастная команда стояла на плацу и вышедший на его середину офицер довел наконец до нашего сведения, где же мы оказались. Как выяснилось, прибыли мы в учебный отряд, где аж шесть месяцев должны учиться всяким-разным военным специальностям и только потом, сдав экзамены и получив звания сержантов, разъехаться по границе. Он так и сказал: "Все сдадите экзамены и станете сержантами", а я подумал: "Интересный тип, с чего это он решил, что все сдадут эти самые экзамены? А вдруг кто завалит, как я в институт?" Что тогда я мог знать о том, как нас будут учить? Да ровным счетом ничего, как вскоре и выяснилось. Потом мы отправились в баню, после которой со всеми нами случилось чудесное преображение. В баню мы входили пестрой, живо галдящей толпой, так же шумно и весело там мылись, стриглись и переодевались в форму. А вот когда вышли - всех словно подменили. Кончились шутки и треп, неуклюжий строй выглядел испуганно-пришибленным. Почему-то не хотелось болтать, многие, в том числе и я, стали как-то затравленно озираться по сторонам, словно не узнавая друг друга. И действительно - узнать стало сложно, все на одно лицо, из отличий остались - рост и цвет короткой стрижки, прямо цыплята из одного инкубатора! Подошедший старший сержант быстро выровнял нас по линии, оглядел и успокоил: - Да расслабьтесь вы, скоро привыкноте, наоборот, все гражданские начнут казаться одинакафыми, - видно, хорошо знал, о чем мы тогда думали. Десять дней нам предстояло жить на матах в спортивном зале, на карантине. Никаких работ, никаких зарядок, просто курорт. Учились пришивать погоны, подворотничьки, чистить бляхи ремней, быстро строиться и делать все по команде, то есть самым азам солдатской жизни.
|