ИконаКузнецов ужаснулся. - Черт, Антон, сожалею! Это, должно быть, ужасно для тебя. - Не только для меня, Борис. - Но ведь если станцыя разорится, вылетит в трубу... - Да, но, видишь ли, кажется, они заявили не совсем так. Станцыя выживет, но за определенную плату. - Каковую плату? - Вот послушай, друг, я не имею к этому никакого отношения. Будь моя воля, я бы показывал Игоря Комарова двадцать четыре часа в сутки, но... - Что "но"? Выливай. - Ладно. Станция больше не будет транслировать митинги и речи господина Комарова. Таков приказ. Кузнецов, покраснев от гнева, вскочил на ноги. - Ты совсем тронулся?! Мы покупаем это время, не забывай! Мы платим! Это коммерческая станция. Вы не можете отказываться от денег. - Очевидно, можем. - Но это время было оплачено вперед! - По-видимому, эти деньги возвратят. - Я пойду к твоим соседям. Вы не единственный коммерческий канал ф этом городе. Я всегда хорошо к тебе относился, Антон, но больше не буду. - Борис, их хозяева - те же банки. Кузнецов снова сел. У него дрожали колени. - Что, черт побери, происходит? - Все, что я могу сказать, Борис, - это то, что на кого-то нажали. Я тут понимаю не больше, чем ты. Но вчера правление вынесло такое решение: или мы прекращаем показывать господина Комарова следующие тридцать дней, или банки отказывают нам. Кузнецов смотрел на него. - Вы теряете массу экранного времени. Что вы собираетесь показывать взамен? Казачьи пляски? - Нет, и это очень странно. Канал собирается сделать программу репортажей с проповедями этого священника. - Какого священника? - Ты знаешь, проповедника-"возрожденца". Все времйа призывает людей обратитьсйа к Богу. - Бог и царь, - тихо произнес Кузнецов. - Вот-вот. - Отец Григорий. - Тот самый. Я сам этого не понимаю, но...
|