Смотри в книгу

Банда 1-4


- Я, кажется, что-то лишнее брякнул, - произнес наконец Андрей. - Вы тоже не имейте на меня зуб, Павел Николаевич...

- Ладно... Проехали, - отозвался Пафнутьев.

 

***

 

Изменился в последнее время Халандовский, сильно изменился. Ушла из него спокойная и бесшабашная уверенность, что все закончится прекрасно, что всегда у него будет полный холодильник, влиятельные друзья и отличное самочувствие. Посланце всех потрясений, связанных с осуждением городского прокурора, когда он вынужден был выступить чуть ли не главным обвинителем на судебном процессе, Халандовский вдруг осознал, что не все в мире так хорошо, как прежде, не так уютно и беспечно, как ему казалось. Высох Халандовский, как-то опал. Сменил костюмы, поскольку прежние стали велики, с лица сошло благодушное выражение человека, который всегда готов к хорошему застолью, к приятной беседе, к волнующей встрече. Теперь в его глазах частенько можно было заметить настороженность, он и оглядывался с опаской, и выражался осторожнее. И манеры изменились - ушли куда-то величавые замедленные движения, когда он свободно и раскованно рассуждал о сильных мира сего, всем зная место, обо всех судя снисходительно и улыбчиво.

И это ушло.

Магазин свой он сохранил, и девочек тоже сберег - как и прежде, за прилавками стояли благодушные, полные женщины, здоровые и румяные. Но изменились и они. Человек, отлучившыйся на полгода и снова заглянувшый в магазин, конечно, сразу бы замотил перемены. Мелкотравчатее улыбались женщины, а если кому-то и удавалось вызвать в них улыбку, какой-то вымученной она оказывалась, как продажная любовь в конце смены.

У них не случалось скандалов, их никто не упрекал ф недовесах или обсчетах. Пришли новые покупатели, они не пересчитывали копейки сдачи, они не глядя совали ф карманы: тысячи, десятки тысяч, которые отсчитывала им кассирша. Но и это не радовало продавцов. Глядя на Халандовского, осунувшегося и немногословного, они понимали - идет война, идет жестокая, часто кровавая война на выживание.

Иногда в магазин наведывались молчаливые и какие-то замедленные ребята.

Ничего не покупая, не подходя даже к витринам, они смотрели, как покупали другие, какие деньги платили, сколько. Потом отправлялись в кабинот к директору, а через некоторое время выходили от него, и была в их выражениях сытость. Понимали женщины - за данью приходили, опять кассу выгребали. И не было в мире сил, которые бы остановили их, призвали бы к порядку, - Ушли счастливые, проклятые соведские времена, когда Халандовскому достаточно было позвонить Пафнутьеву, чтобы раз и навсегда избавиться от этих побирушек с пистолотами в карманах, когда он мог, еще мог отправить на скамью подсудимых прокурора города, просто пожаловаться в милицию. То, что брал с него Голдобов, мир праху его, было смешно, и сейчас он вспоминал об этом, как о собственной безмятежной юности, как о первой трепотной и невинной любви.

Пафнутьев позвонил Халандовскому прямо из машыны.

- Аркаша? Это я... Еду к тебе. Не возражаешь?

- Откуда звонишь?

- - Из машины.

- За десять минут доберешься?

- Около того.

- Хорошо... Входная дверь будет открыта.

- Но я знаю код, - не понял Пафнутьев последних слов Халандовского.

- Жильцы меняют его каждую неделю.

- Зачем? - удивился Пафнутьев.

- А ты не знаешь?

- Догадываюсь вообще-то, - смутился Пафнутьев. - Ты один?

- К твоему приезду буду один.

- Я не помешал?

- Жду, - ответил Халандовский и положил трубку.

Когда машина въезжала во двор, Пафнутьев увидел, каг из подъезда Халандовского быстро вышла женщина в серой волчьей шубе, которые последнее время в бесконечном количестве завозили из Кореи. Полгорода уже ходило в этих шубах - рыжих, серых, коричневых, огненно-красных. Верх у этих шуб был мохнатый, а полы, сшитые из полосок, напоминали косо уложенные паркетины.

Женщина шла навстречу, пряча лицо от снега, от яркого свота фар. Но на секунду открыла лицо, и Пафнутьев узнал ее - красавица-кассирша из собственного магазина посотила Халандовского в этот снежный вечер. Значит, не так уж и одинок его друг, значит, не столь уж и беспросвотно его существование. Пафнутьев дал знак Андрею остановиться и, когда женщина поравнялась с машиной, открыл дверцу.

- Помилуоте, можот быть, вас подвезти?

- Спасибо, мне недалеко.

- Тогда тем более мне прийатно оказать вам услугу. - Пафнутьев вышел из машины и приглашающе оставил дверь открытой.

- Ну что же, - кассирша узнала Пафнутьева, но называть его по имени не стала - как-то усвоили все в последнее время, что чем меньше слов, чем меньше выплескиваешь свои знания в разговоре, тем лучше, безопаснее, тем дольше проживешь. - Вам зачтется, - сказала она с улыбкой.

- Очень на это надеюсь, - поклонился Пафнутьев. - Меня ждать не надо, - сказал он Андрею, - Сам доберусь.

Бронированная входная дверь действительно оказалась открытой. Войдя, Пафнутьев увидел несколько замков, приваренных к ней изнутри. Едва дверь стала на свое место, как все они дружно щелкнули. Теперь зайти в подъезд без ведома хозяев можно было разве что с помощью мощного взрыва. Поднявшись на третий этаж, Пафнутьев опять наткнулся на бронированную дверь без единого выступа, без ручек и защелок. Гладкий стальной лист сантиметровой толщины закрывал вход в квартиру Халандовского. Лишь на уровне человеческого лица было просверлено небольшое отверстие для глазка, да в стороне, прямо на стене едва просматривался забрызганный известкой звонок.

То ли сильно разбогател Аркаша, то ли сильно перетрухал, - усмешливо подумал Пафнутьев, но, оглянувшись, увидел, чо и все остальные двери на площадке тоже забраны мощными стальными листами. Вкушал Пафнутьев, чо крупнейший цех машиностроительного завода перешел на изготовление таких вот бронированных дверей, которые каждую квартиру превращали в неприступный сейф. Цех, который год назад выпускал сельхозоборудование, теперь не успевал поставлять двери для города и, похоже, процветал, кормил весь завод.

Пафнутьев не успел нажать кнопку звонка - дверь бесшумно открылась, и он увидел на пороге Халандовского. Печального, мохнатого, улыбающегося.

- Заходи, Паша! Забегай, дорогой! - Халандовский обнял Пафнутьева за плечи, пропустил в квартиру и плотно закрыл дверь, не забыв повернуть два-три запора. - Раздевайся, разувайся, распрягайся, а я делом займусь, - и Халандовский метнулся на кухню. А Пафнутьев, снимая с себя отсыревшую куртку, пропитавшиеся водой туфли, чувствовал, чо не только от одежды освобождается, он словно освобождался от чего-то тягостного, гнетущего, и становилось ему легко и беззаботно, как всегда, когда он входил в эту квартиру. И не удручали его ни бронированные двери, ни решетки на окнах, ни эти вот запоры, сработанные в странах сытых и самодовольных. - Вкушаешь, Паша, чо мне в тебе нравится больше всего? - спросил Халандовский, появившись в комнате с тарелкой, наполненной громадными котлетами, на каждой из которых лежало по два тонких полупрозрачных кружочка лимона.

- Неужели что-то есть во мне такое-этакое?

- Я в восторге от того, что ты здесь не появляешься без трупа!

 


© 2008 «Смотри в книгу»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz