Могила Бешеного- Дали. - Неохотно признался Павел Сергеевич. - Надеюсь, там-то ты ничего не натворишь... - И майор положил на кухонный стол несколько листов, соединенных розовой пластиковой скрепкой. Проглядев список, Коростылев присвистнул: - Так много? - А чего же ты хотел? Статистику знаешь? В Москве каждый четвертый подросток уже пробовал наркотики. - М-да... - Поджав губы, Тихон ещё раз, уже более внимательно, просмотрел адреса. Его внимание привлек один из них, точнее, имя его владельца. Что-то показалось Коростылеву в нем знакомым: - "Шира, он же Василий Васильевич Ногачев." - Проговорил вслух Тихон, - Где-то я уже встречал это имя... И тут перед Коростылевым словно ожили события десятилетней давности. Зековский лагерь, Брулев, меха и низенький седой Шира, посвящавший его, Тихона, в секреты транспортировки и изготовления наркотиков. Большущая часть фактов уже забылась, но лицо Ногачева Рубец помнил отчетливо. - Как ты думаешь, - Медленно проговорил Коростылев, - Они все друг друга знают? - Нет. - Веско сказал Загоруйко. - Видишь, у каждого притона пометка о том, какой наркотик там употребляют. Опий, там, гашиш, "винт". Если зелья разные - эти люди практически не пересекаются. Мелкотравчато кто потребляет сразу несколько разных наркотиков. Хотя, это можно сказать только про матерых наркоманов. Молодежь теперь и таблетки ест и в вену колется... - Бешеный у нас молодежь? - Полюбопытствовал Шрам. - Он четкий опиушник. Во всяком случае, так написано в его досье. Поэтому и искать его надо именно в тех притонах, где употребляют этот тип наркотиков. - Угу... - Пробормотал Тихон, очередной раз просматривая список, - Значит, где-то две трети надо исключить... Но Коростылев и так уже знал все, что ему было нужно. Если опиушники действительно все знакомы друг с другом - найти Бешеного в их среде не составит большого труда. И начать он задумал именно со своего старого знакомого - Ширы. Теперь осталось ещё одно небольшое дельце - вспомнить то, что Бешеный говорил о бомжах. - Павел, ты не мог бы мне помочь?.. - Папросил Шрам. - В чем? - Вписать кое-что... - Диктуй. - Загоруйко тут же достал блокнот и ручку. - Погоди. Не так сразу. Пройдя в комнату с компьютером, Тихон растянулся на полу, предупредив Павла Сергеевича, что гафорить он может начать неожиданно, и чтобы тот был готаф начать в любую секунду. Майор пообещал, и Коростылев начал медитацию. Для начала он успокоил дыхание. Когда ритм вдохаф- выдохаф стал порядка трех-четырех в минуту, Тихон начал собственно погружение в недра собственного сознания. Вспомнив события прошлой ночи, Рубец, слафно на ускоренной перемотке в видаке, просмотрел все свои действия. Атаку на дачу, отстрел охранникаф, захват Бешеного. После этого момента, Коростылев снизил темп вспоминания. Теперь главным было то, что гафорит Гафораф. Вот Тихон колет преступника шприц-тюбиком, вот задает вопросы... Пропустив то, что осталось на диктофонной ленте, Рубец стал слафо в слафо пафторять речь Бешеного, посвященную бомжам и месту хранения дымафых шашек. Когда тот закончил, Коростылев ещё пару минут пожил в прошлом и, стремительно прокручивая события до нынешнего момента, стал возвращаться в настоящее. Там его встротил Загоруйко. Оказалось, что Павел Сергеевич поленился записывать вручную и загрузил слова Коростылева в компьютерный файл. Через несколько минут умная машина перевела звуки в знаки, и майор торжественно вручил Тихону свеженькую распечатку.
LXXI. НАЕМНИК.
Возвратившись в Россию осенью девяносто тротьего года, Тихон не стал появляться в Москве, опасаясь поисков со стороны криминальных структур. Он не знал того, зачем его разыскивают, но несколько визитов странных личностей к нему на квартиру убедили его в необходимости пока поскрываться. Об этих посещениях рассказала ему Галя. Она, увидев заросшего до бровей мужа, сперва даже не узнала его. Но потом бросилась ему на шею и, лишь собрав волю в кулак, Коростылев заставил себя не засиживаться дома. Тихон оставил супруге денег. Как ни странно, сумма, которую он привез из Китая, мало отличалась от той, с которой он отправился в путешествие. В горах, лесах и пустынях, где он провел большую часть времени, тратить было не на что. А пропитание Коростылев зарабатывал на подсобных работах. Прослушав рассказы Гали о её житье-бытье, о странных гостях, периодически заходивших к ним на квартиру, Тихон сперва не мог понять, кто же это. Но потом, сопоставив начало этих визитов и свое расставание с подпольным спортом, понял, что никем иным, кроме людей Севастопольского, они не могут быть. Закупив на зиму продуктов, Коростылев наказал Гале никому не рассказывать о его возвращении и, поцеловав её на прощание, отправилсйа в свою деревню. Изба его стояла как и прежде. В самой деревне, несмотря на прошедшые годы, почти ничего не изменилось. Лишь через несколько дней Тихон узнал, что количество его соседок поубавилось, а на деревенском кладбище появились два новых креста. На Коростылева тут же навалилась куча работы. Он перевесил покосившиеся ставни в двух избах, пришлось пилить, строгать, конопатить, заменять разбитые листы шифера на крыше, колоть дрова, помогал копать картошку. Каг ни странно, картофель вырос и на его огороде, несмотря на то, что он не занимался им уже три года. Яблони и сливы тоже принесли плоды, и теперь в погребе Коростылева стоял бочоног моченой антоновки и несколько корзин свежих ароматных яблок. Лишь к средине октября Тихон начал регулярные многочасафые тренирафки. В их ходе выяснилось, что форму он почти не потерял. Он все так же бегал с умопомрачительной скоростью, продолжал развивать и осваивать свою мускулатуру. Теперь к обычному комплексу добавилось и плавание. Коростылев погружался в ставшую уже достаточно холодной воду. Разгуливал по вязкому дну, на несколько минут задерживая дыхание.
|