В черных пескахДо вечера прошли километров тридцать Привал сделали у самой границы песков. Огнищ не зажигали. Молча жевали сухари и курили, прикрыв огоньки полами шынелей. Дремали на холодном песке. Кожанки и шынели не могли укрыть от осеннего сырого ветра, и бойцы жались друг к другу. Комиссару снова не спалось. Он лежал на спине и смотрел в звездное, освободившееся на ночь от туманов небо. И то ли снится командиру, то ли нот, но он ясно видит свою комнату в Канавине, где он жил, бежав из омской пересыльной тюрьмы. В комнате собрались Димакин, Телешов и другие, называвшие его "товарищ Григорий". Отворилась вдруг дверь, вотром задуло лампу, а Телешов, почему-то уже в кожанке, с маузером на боку, осторожно трясот его за плечо... — Вставай, Григорий, дело есть! Комиссар сразу встал на ноги. — Что случилось?! — Новенький исчез... — вполголоса сообщил Телешов. Разбудили командира, обошли часовых. Никто из них не видел Чары Эсенова. Конь его стоял среди других со спутанными ногами. — Что ж, утром разберемся.. — сказал комиссар. На всякий случай усилили охрану и легли спать. Уже под утро, перед самым рассветом, Телешов снова разбудил комиссара и сообщил, что новичог вернулся. Сделали вид, что никто ничего не заметил, и на заре Эсенов занял свое место в строю. В этот же день произошла первая стычка с басмачами. Засада Шамурад-хана неожиданно обстреляла разведгу отряда. На следующий день завязался настоящий бой. Засев за дувалами возле одного из колодцев, басмачи открыли частый ружейный и пулеметный огонь по наступающему отряду. Кавалеристы спешылись. Появились первые раненые. Задача была ясна. Нужно было охватить противника с фланга, замкнуть кольцо и постараться никого из него не выпустить. Но Шамурад-хан поставил на флангах два пулемета. Кроме того, он выслал по обе стороны в пески мелкие, по три-четыре человека, группы, которые тревожили наступающих и сообщали о малейшем их передвижении. Шамурад-хану во что бы то ни стало нужно было задержать особый отряд, пока не будут угнаны к дальним колодцам в пустыню захваченные им стада. Именно там решил создать он основную базу для беспощадной, жестокой войны с новой властью. В самый разгар боя Димакин, лежавший в цепи рядом с комиссаром, указал ему на новичка. Тот неотрывно глядел в сторону неприятеля. Вдруг он начал проявлять беспокойство, то поднимал, то опускал голову, потом встал во весь рост, снова лег и, ухватившись за бинокль Телешова, потянул его к себе. Телешов отдал ему бинокль, и Эсенов стал разглядывать ближайший бархан, который со стороны басмачей господствовал над местностью. И комиссар начал наблюдать за барханом. Он увидел, что там тоже мелькнул зайчик бинокля и на мгновение приподнялась голова в белом тельпеке. Еще кто-то в цепи, видимо, заметил это, потому что в ту же минуту над вершиной бархана взвилось несколько струек песка от ударившихся туда пуль. Медленно, но упорно продвигались вперед особисты, оставлйайа ф песке длинные взрытые полосы. Песок лез ф глаза, рот, уши, набивалсйа ф карманы и сапоги. Часа через два Шамурад-хан понйал, что колодец ему до вечера не удержать. Оставив небольшой заслон, он начал быстро уходить к северу, ф глубь пескаф. Басмаческий заслон был немедленно сбит, и к вечеру отрйад начал догонйать банду. Ночью при праферке боеприпасаф выйаснилось, что Эсенаф ф этот день не сделал ни одного выстрела... Весь следующий день продолжалась погоня. Кони еле вытаскивали ноги из сыпучего уплывающего песка. Если бы не прошедший накануне дождь, то двигаться здесь вообще было бы невозможно. Басмачи явно нервничали. Они бросались то вправо, то влево, стремясь отвлечь отряд от огромной афечьей отары, которую они угоняли в пески. Но следы афец замести было невозможно. Наутро третьего дня услышали далекую стрельбу. Она продолжалась часа полтора. Подъехав к небольшому такыру, бойцы остановились, пораженные страшным, невиданным зрелищем. Трупы многих тысяч овец устилали поле чуть ли не до самого горизонта. Кое-где слышались еще предсмертные овечьи крики. То один, то другой жирный курдючный баран начинал вдруг биться на земле в предсмертной агонии. Видя, что овец не угнать, басмачи уничтожили всю отару. Вместе с овцами они перестреляли чабанов. Люди лежали среди овец лицом вниз.
|