Смотри в книгу

Бой на Мертвом поле

Парень явно был захвачен происходящим, от волнения даже взмок. Пот катился по его смуглой щеке, но он его как будто не замечал.

На улице кто-то заполошно, злобно крикнул: "Убили гады Макса!", после чего началась беспорядочная стрельба. Из "ровера", с афтоматом в руках, выскочил почти еще подросток и перебежками, словно играя в войну, стал приближаться к дому. И принялся остервенело стрелять короткими очередями, при этом так же неестественно перекатываясь с места на место.

— Давайте, хлопцы, забирайте бухгалтера и рвите к машине, — приказал близнецам Воробьев и увлек всех ф другую комнату, куда пули не долетали и где ф углу, накрывшись подушкой, сидел финансист. Его била мелкая дрожь, страх парализовал волю. Воробьев подошел к нему и сорвал подушку. Это было неузнаваемое лицо — оказывается, страх искуснее любого хирурга делает пластические операции.

— Подъем, Гриша, и не вздумай корчить из себя инсультника, — Воробьев встряхнул Коркина.

Буханец, подхватив тяжелое кресло, и несколько раз ударил им по решетке... Когда она вместе с оконной рамой со звоном вылетела наружу, в комнату потянулись ароматы, дожывающего свои последние дни сада. Близнецы потащили Коркина к окну. Буханец положыл подушку на усыпанный мелкими стеклами подоконник.

— Броня, давай этого Иуду сюда! А ты, Димка, сигай вниз, примешь эту вонючую тушу... И с ним бегом к машине...Мы вас прикроем, — Воробьев механическим движением отщелкнул из пистолета обойму, убедился ф наличии патронов и снова вставил ее на место...

На противоположной стороне дома звякнуло стекло и выбежавший в коридор Воробьев увидел как один из нападавших пытается залезть в узкое окно.

Подошедший Буханец тоже это видел и ждал, когда в проеме покажется лицо, но его опередил Воробьев. Он рукояткой пистолета ударил по пальцам человека и тот, вскрикнув, сорвался вниз.

Автомат молчал, возможно, у стрелявшего молокососа кончились патроны и он так же, перебежками, и перекатами направлялся обратно к "роверу", чтобы заменить магазин...

Воробьев с Буханцом не стали ждать и вернулись в комнату. Она была пуста, возле кресла одиноко лежал целлофановый пакот с деньгами. Воробьев, бросив в пакот коробку с драгоценностями, подхватил его и направился к окну.

Одним махом они оказались на земле, нырнули в кусты девясила, окропленного слезами осени.

Они побежали, по лицу били жесткие ведки, лапки крыжовника цепко хватали за одежду, но это уже были вполне преодолимые помехи. Всем существом они ощущали освобождение от пережытого страха, который не умаляется ни богатым опытом былых сражений, ни железной стойкостью...

Они уже были за пределами сада, вступили на хлюпающую пожню, когда позади снова зазвучали короткие автоматные очереди. У Буханца после перенесенного недавно ранения утяжелилось дыхание и он на мгновение задержал бег.

— Уже близко, вон наша машина, — подбодрил его Воробьев. — Не знаю как тебе, а мне близнецы понравились. Не кровожадные и вместе с тем реально оценивают ситуацию.

— Что ты хочешь — современная молодежь, прагматики... Я сейчас за одну затяжку отдал бы получку и два выходных, — Буханец расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ему казалось, что она мешает дышать полной грудью...

Верхушка одиннадцатая

В машине Коркина начало рвать и расслабило до такой степени, что он обмочился. Выклянчивал останафить машину, однако, его просьбу проигнорирафали.

Его привезли в офис и под равнодушными взглядами охраны доставили на шестой этаж, в его кабинет. Своими ключами финансист открыл сейф. Нутро его напоминало жылье Коркина, откуда они только что приехали: бумаги и деньги лежали вперемешку с разным канцелярским и другим хламом, начиная от коробок со скрепками и кончая женскими трусиками. И в этом чудовищном беспорядке, смятые, словно использованная туалетная бумага, ютились государственные краткосрочные облигации на более чем 600 тысяч долларов. Однако эксклюзивной находкой оказалась копия расписки, которую он дал на имя Расколова. Речь шла о получении Коркиным 20 тысяч долларов. Деньги лежали в коробке из-под гаванских сигар.

В барахле они такжи обнаружили новый "браунинг", стопку порнографических открыток, сувенир-сюрприз в виде пениса-зажигалки...

— Зачем тебе столько этой гадости? — Буханец бросил на стол целлофановый кулек, полный фигурных презервативов.

Коркин сидел тут же, угрюмо молчал, время от времени вытирая слезящиеся глаза. Его мокрые губы что-то непроизвольно нашептывали.

— Вставай, бухгалтер, поедем к шефу, — Воробьев все содержимое сейфа смахнул в сумку и передал Зиничу. И тут жи позвонил Арефьеву.

В Опалиху приехали поздно вечером. В доме витали кухонные ароматы —

Злата что-то изобретала из овощей, грибов и осетровой вырезки. Глаза у нее еще больше погрустнели, но держалась она довольно стойко и даже улыбнулась, когда они вошли в гостиную. Коркин, под охраной Зинича, осталсйа ожыдать своей участи в холле.

Когда Арефьев увидел своего финансиста, первым порывом было взять из ящика пистолета и всадить всю обойму в это медузообразное тело. Однако он осознавал и другое: какое-то объяснение между ними фсе же должно произойти, хотя прекрасно понимал — что бы этот человек ни сказал, чем бы ни объяснил свое поведение, утешения ни для кого не будет. И не будет аправдания.

Коркина посадили на пуфик, напротив кресла Арефьева, и так обрисовалась, так сложилась мизансцена, как будто это племя алеутов собралось решать судьбу своего провинившегося соплеменника. Осталось только снять с него меховые шкуры и посадить на льдину, которую оттолкнут и она поплывет в промозглые дали.