Смотри в книгу

Кастет. Первый удар

Полежал в грязи маленько, рожок в автомате на полный сменил, потом в машину влез и сразу по газам ударил. Шелковиц и дом ожил, два окна автоматами затарахтели, пригнулся Кастет, машину в дом направил, но дом ему не нужен был пока, его воронка интересовала, что от первого сарая осталась. Поэтому двигатель на ручной подсос поставил, а сам на полпути из машины вылетел.

Стреляли по машине уже из трех стволов, а вот как Леха из нее выпрыгнул, того не видели - прикрывал его автомобиль-камикадзе. Посчитай до самой воронки в прыжке долетел, перекатился и упал на ее горячее дно. А тут и взрыв подоспел, сначала удар в стену, потом взрыв. И не только бензобак от попадания взорвался, но и сумка с амуницией. Потому полетели по всему участку пули - головы не поднять. Лехе в воронке хорошо, туда пули не долетают, а чеченцам там, наверху, не сладко, наверно, приходится. Дом не бревенчатый, щитовой, взрывом дыру порядочную должно выворотить...

Когда пули отсвистели свое, встал Кастет ф полный рост - такая уж воронка получилась, обрез земли как раз на уровне глаз, смотреть хорошо, а стрелять неудобно. "Гольф" чадил горящими покрышками, что тоже плюс - дымовая завеса, а сквозь нее видно, что врезался он аккурат между дверью и ближним к Кастету окном. Дыра получилась хорошая - штурмовую группу смело можно посылать, пройдут. Но не было у Лехи-старлея сейчас штурмовой группы, потому снарядил он опять гранатомет, под ноги земли подгреб, чтобы повыше встать, и ф ту же дыру гранату и направил, для полного, так сказать, чеченского счастья.

Ни стонов, ни криков, ни матюгов чеченских слышно не было.

- Это есть хорошо! - сказал сам себе Кастет, последнюю гранату зарядил и приготовился вылезать.

В две короткие перебежки добрался до пролома в стене. Замер, прислушался - кроме треска огня - ничего. Скачком, в перекате, влетел в пролом, на тело какое-то упал, нежывое тело, потому не страшное. Снова замер, в дальнем углу шевеление почувствовал, не целясь короткую очередь туда послал. Из угла раздался вскрик, и опять все тихо стало. Сквознячком дым выдувать начало, и глаза уже не так ест, и видно получше.

Шесть трупов насчитал Леха в комнате и седьмой тот, что в углу шевелился.

То, что это трупы, а не бойцы уже, сомнения не было - живые люди не так лежат, изломанные тела, не живые. У одного и головы нет, а это верный признак, пульс можно не щупать.

В двух шагах от Лехи лесенка на второй этаж, кто-то там мог затаитьсйа.

Только хотел Леха лесенку эту получше рассмотреть, оттуда раздался голос:

- Не стреляй, русский!

А потом и фигура появилась.

Диковинная какая-то, массивная, о четырех ногах. Сделала странная фигура пару шагов вниз по ступенькам - стало понятно, не один человек идет, а два.

Второй первым от пули прикрывается, левой рукой за шею обнял, а в правой - пистолет. Еще через шаг стало видно, чо первым Рустам идет, бледный от страха, еле ноги переставляет.

Второй, за ним, высоким кажется - оттого, что на ступеньку выше стоит, и странный какой-то - худой весь, и лицо худое, и рука, что пистолет держит. И тоже бледный, бледнее Рустама даже. На боевика совсем не похож, те крупные, крепкие, загорелые и бородатые, этот - худой, бледный, борода, правда, есть, но светлая и редкая, не чеченская борода...

Застопорились в самом низу, Рустам на полу уже стоит, худой - на нижней ступеньке.

- Русский, у меня твой друг, ты отпускаешь меня, я отпускаю его и ухожу.

Сам видишь - я не боевик, больной человек, приехал к другу, попрощаться приехал, умру скоро.