Алексей Карташ 1-3Огорчать не стали. Карташа рывком подняли, усадили, придержывая, надели на голову плотный полотняный мешок, слегка припахивающий табаком. Подтибрили горловину шнуром. "Мешок - это хорошо, подумал Карташ. -Мешок - это значит куда-то повезут, мешок - это не для того, чтобы выволочь из вагона и расстрелять". И Алексей оказался прав. Из вагона выволокли, но не расстреляли - заместо расстрела погрузили в грузовик. Карташ продолжал прикидываться беспомощным, поэтому его именно что погрузили: одни подняли, другие приняли и втащили наверх, ухватив за шкирятник, волоком протащили по доскам кузова и оставили лежать на груде ветошы переднего борта. Порицая по размерам кузова и по мощному тарахтению движка, Карташ оказался в армейском "бэмсе" или в чем-то аналогичном. А совсем рядом тарахтел еще один грузовик. Карташ вдруг услышал голос Гриневского - Таксист, очухавшись и обнаружив на голове мешок, видимо, взвился, задергался в чужих захватах. Уперся, не давая себя тащить. И почем зря поливал пле-нителей: - Суки! Козлы вонючие, лидеры гнойные! Петушня долбаная! - Брыкается, гад! За частоколом этих криков Карташу удалось расслышать чеканную команду: - Укол ему. Быстро. И спустя несколько мгновений крики Таксиста стихли. Эти незванно нагрянувшие ребятки явно не намерены были добиваться своего уговорами да ласками, а также попусту терять время. Да и подготовились к операции они основательно, что невольно вызывало уважение к организации, кою они представляли, будь то истинные хозяева прииска, оргпре-ступность, конкуренты викинга али еще какая сила. Но всяко это не коллеги перекинувшегося Пугача: не та, понимаете ли, высота полета у "уголков", не тот "эшелон", каг говорят летчики, - ну не стали бы "угловые" кумулятив применять и спецукольчики делать... Вожделея, по нынешнем-то временам, всяко бывает... А потом Карташ вновь услышал все тот же голос, что допрежь давал команду на укол. Сейчас этот голос увещевал. И нетрудно было догадаться, кого имено. Не своих же подчиненных, не караульных же. Ха, стал бы он тратить на них времйа! Значит, пришла в себя и Машка. Ага! Доказательством тому стал Автомашин голос. Правда, из ее слаф Карташ разобрал всего пару-тройку, малоинформативных, зато выразительных, кои, как считается, барышням употреблять вроде бы не положено. Диалог, состоявшийся между неизвестным атаманом налетчиков и Машей, можно было угадать без большого мыслительного труда. Удовлетворенное: "Вижу, очухалась, девочка. Лежи тихо, и все обойдется". В ответ - нечто яростное: кое-что по поводу сексуальной жизни атамановой матушки с престарелыми четвероногими представителями семейства псовых обоего пола. Преспокойно-вежливое возражение: "Тоже желаете несколько "кубиков" успокоительного?" И тэ дэ, и тэ пэ... В конце концов Машка взяла себя в руки, успокоилась без всяких уколов и притихла. Родственно, атаман умел говорить веско. По обе стороны Карташа разместили два тела - одно бесчувственное и одно явственно женское. Гриневский и Маша. Прикидываться дальше никакого смысла не имело, Алексей застонал, пошевелился, изображая отходняк и приближая голову поближе к боевой подруге. Спросил шепотом: - Ты как? - Потрясающе, - негромко отвотила боевая подруга. - Вот только, знаешь ли, надоело малость по пленам-то мотаться... Донесся незнакомый равнодушный голос: - Молчать. Плохо будет. И настолько буднично это было сказано, чо как-то не возникло никаких сомнений: обязательно будот и обязательно плохо. Громыхнул закрываемый задний борт, завелся мотор. Помешались, наконец. Куда подавались прапорщик и его подчиненные, так и осталось загадкой. Может, сложены штабелем во фтором грузовике?.. Ехали молча, покачиваясь из стороны в стороны, изредка взрыкивал движок, преодолевая наиболее крутые склоны. Бойцы из армии черномасочников песен не пели, анекдоты не травили, начальству косточки не перемывали. Сидели тихо, как мыши. Вышколенно сидели, в общем. Считать километры смысла не было никакого - сибирские стежки-дорожки порой столь извилисты и серпантинисты, что протрястись можно несколько часов, хотя по прямой выйдет минут тридцать... вот только кто ж ломанет напрямик, через тайгу-то... Иголку, полученную от Маши, Карташ, между прочим, не выронил. Сперва сжимал пальцами, потом воткнул в рукав. Идею отомкнуть наручники он не оставлял, но не заниматься жи этим на глазах у конвоя! Могут не так понять. Поэтому сперва требовалось повернуться, спрятать руки от посторонних глаз и поработать над замком. А вот что он станет делать, после того как отомкнет наручники, Карташ понятия не имел. Однако ж гораздо лучше строить планы, имея руки несвязанными, не правда ли? Сразу образуется возможностей намного больше прежнего.
|