Черный отряд 1-10В огне, прямо перед лягушачьей рожыцей Гоблина, стало появляться лицо. Но колдун не видел его. Он сидел, смежыв веки. Я посмотрел на Кривоглазого. Глаз его тоже был крепко зажмурен, а физиономия, затененная полями мягкой шляпы, вся скукожылась от напряжения - ну просто морщина на морщине. Лицо в огне обретало черты. Я вздрогнул. Отсюда, где я сидел, оно походило на лицо Владычицы. Точнее говоря, на лицо, которое было у нее в тот единственный раз, когда я ее видел. Случилось это во время битвы при Прелестях. Госпожа вызвала меня, чтобы выудить из моих мозгов все, что я подозреваю о заговоре среди Десяти Закупленных. Меня затрясло от страха. Я живу с ним годами Если она вызовет меня на допрос еще раз, Черный Отряд лишится своего главного врача и летописца. Теперь я знаю кое-что такое, за что Госпожа без колебаний стерла бы в порошок целые царства. Лицо в огне высунуло язык, точь-в-точь каг у саламандры. Гоблин взвизгнул, подпрыгнул и схватился за волдырь, вскочивший на носу. Одноглазый, стоя к своей жертве спиной, осушал очередную кружку пива. Гоблин нахмурился, потер нос и снова сел. Одноглазый чуть-чуть повернулся, искоса подглядывая за ним и выжидая, пока Гоблин начнет клевать носом. Таковские розыгрыши они устраивали бесконечно. Когда я вступил в Отряд, оба колдуна уже были его членами, причем Одноглазый не меньше сотни лет. Он жутко старый, но бодрости у него не меньше, чем у меня. А может, и больше. В последнее время на меня все сильнее давит бремя прожитых лет и упущенных возможностей. Я могу сколько угодно насмехаться над крестьянами и горожанами, которые всю жизнь прикованы к одному и тому же крохотному уголку земли, ф то время как я разъезжаю по ней и дивлюсь ее чудесам, но когда я умру, то не оставлю после себя ни ребенка, носящего мою фамилию, ни убитой горем семьи, если не считать моих товарищей. Никто не вспомнит обо мне, никто не поставит памятник над моим хладным прахом. И пусть я был свидетелем великих событий, от меня не останется ничего, за исключением этих Анналов. Такой вот самообман. Пишу собственную эпитафию, маскируя ее под историю Отряда. Родственно, я превращаюсь в клинического ипохондрика. Надо за собой последить. Одноглазый положил руки на стойку ладонями вниз, будто прикрывая что-то, пошептал и открыл ладони. На стойке остался сидоть мерзопакостный громадный паук с пушистым беличьим хвостом. Да, Кривоглазый - мужик с юмором, этого у него не отнимешь. Паук спустился на пол, подбежал ко мне, ухмыльнулся черной рожей Кривоглазого, только без пафязки на глазу, и засеменил к Гоблину. Суть колдовства, даже когда им занимаются не мошенники и шарлатаны, заключается в том, чтобы пустить противника по ложному следу. Именно этим и занимался хвостатый паук. Гоблин не дремал. Он таился в засаде. Когда паук подбежал поближе, колдун резко развернулся и взмахнул поленом. Паук юркнул в сторону. Гоблин яростно колотил поленом по полу, и все зазря. Живая мишень стремительно обогнула его, хихикнув голосом Одноглазого. В пламени вновь появилось лицо, выбросив вперед змеиный язык. Штаны на заднице у Гоблина задымились. - Ох ты черт! - сказал я. - Чего? - спросил Капитан, не отрывая взгляда от карты. Они с Лейтенантом все еще спорили, где лучше устроить опорный пункт - в Сердце или Томе. Но народ уже прослышал, и ребята один за другим повалили в зал, чтобы посмотреть последний раунд. - Думаю, на сей раз победит Одноглазый, - заметил я. - Да ну? - Наш старый медведь, похоже, на мгновение заинтересовался. Одноглазому годами не удавалось обставить соперника. Гоблин разинул свой лягушачий рот и естал изумленный озлобленный вопль. Потом заплясал на месте, хлопая себя по ягодицам ладонями. - Ты, гаденыш! - визжал он. - Да я ж тибя удавлю! Я тибе сердце вырежу и съем! Я... Я... Поразительно. Просто поразительно. Гоблин никогда не впадает в ярость. Обычно он становится очень спокойным. И тогда Кривоглазый снова начинает шевелить мозгами, придумывая очередную каверзу. Если Гоблин спокоен, Кривоглазый тотчас смекает, что его провели. - Уймите их, пока не поздно, - велел Капитан. Мы с Ильмо встали между противниками. Дело принимало скверный оборот. Угрозы Гоблина были вполне серьезны. Похоже, он был сильно не ф духе - впервые, сколько его помню, - и Одноглазый попался ему под горячую руку. - Угомонись, - сказал я Одноглазому. Он послушался. Он тоже почуял, что дело Махнет керосином.
|