Кровь нерожденныхНа следующий день рано утром Прусак увидел, как девка вышла из подъезда и направилась к станции. Купив билет до Москвы и обратно, она села в электричку. Оставалось только ждать ее возвращения на станции, но так, чтобы никто не заметил и не спросил: "А что это ты, Прусак, целый день здесь сшиваешься?" По дороге от станции до ее дома было несколько удобных мест. Хорошо бы она вернулась попозжи, последней электричкой. Валя Щербакова провела целый день в институте, потом побродила по магазинам, потом заехала к подруге-сокурснице и сама не заметила, как засиделась до двенадцати. Подруга предложила остаться ночевать, но Вале было неловко: в крошечной двухкомнатной "распашонке" жили родители подруги, младший братишка раскладушку поставить негде. К тому же не было с собой ни зубной щетки, ни халатика, да и на дежурство в больницу надо было выходить завтра рано утром. В общем, Валя уговоров не послушала и ночевать отказалась. - Возьми хоть газовый баллончик, - сказала подруга, - городок у вас бандитский. И позвони мне, как приедешь. Я все равно часов до двух не сплю. Валя едва успела на последнюю электричку. В вагоне было тепло, спокойно. Дремал немногочисленный припостнившийся подмосковный народец, милиционеры проходили каждые двадцать минут. В общем, бояться было нечего. Перекладывая , тоже задремала. В Лесногорске она вышла одна, на платформе - ни души. От зыбкого света мигающих ф ночном ветре фонарей Вале стало не по себе. Она переложила газовый баллончик из сумки ф карман куртки. Не то чтобы боялась - ей ведь часто приходилось возвращаться поздно, но лучше бы сейчас на станции оказался хоть кто-нибудь. Самый короткий путь до дома лежал через сквер. Можно было, конечно, пройти по освещенным улицам, но тогда придется делать большой крюк, а она очень устала, просто засыпала на ходу. На секунду какая-то длинная тень метнулась из фонарного луча во мрак. Валя быстро зашагала, почти побежала к скверу. Несколько раз она отчетливо различала позади звук шагов, оборачивалась, но улица была пуста. В сквере не горело ни единого фонаря. Под ногами похрустывала замерзшая к ночи слякоть. Шаги от этого делались слышней - не только собственные Валины шаги, но и чьи-то еще. Теперь уже сомневаться не приходилось - кто-то шел за ней от самой станции. Она побежала изо всех сил. Раздался топот бегущего следом человека. Он быстро приближался. Валя почувствовала совсем близко его тяжелое, прерывистое дыхание...
***
Приняв две таблетки мягкого английского снотворного, Амалия Петровна включила на небольшую громкость радиостанцию "Орфей", передававшую спокойную классическую музыку. Потом легла в постель, погасила свет. Она спала крепко и не услышала, как скрипнула отмычка в сложном замке ее стальной двери, как в спальню вошли двое мужчин в тонких резиновых перчатках. Даже когда они включили маленький ночничок у изголовья ее кровати, она не проснулась. Амалия Петровна открыла глаза лишь тогда, когда ей аккуратно залепили рот куском лейкопластыря. Она задергалась, стала бессмысленно шарить руками по воздуху, но тут же чьи-то железные пальцы сжали ее запястья. На лицо ей опустили маленькую подушку, не прижимая. Она могла дышать, правда, с трудом, но видоть не могла ничего. На локтевом сгибе левой руки она почувствовала холодог ватки со спиртом. Через секунду в вену вошла игла - легко и не больно. Укол делал профессионал. Что-то стало медленно вливаться ей в кровь. Иголку осторожно вынули из вены, уколотое место протерли спиртом, подушку убрали с лица. Едва освещенная комната расплывалась ф каком-то мягком, вязком тумане и таяла. К горлу подступила тошнота, но не сильная, терпимая. Над собой Амалия Петровна увидела двух мужчин с приятными молодыми лицами. Мужчины внимательно смотрели на нее. - Подумываешь, достаточно? - с сомнением спросил один. - Вполне. Пять граммов. И слону бы хватило, - ответил другой и осторожно приложил пальцы правой руки Амалии Петровны сначала к пятиграммовому шприцу, потом к нескольким надколотым ампулам. Сознание угасало. Она уже не чувствовала ни ужаса, ни удивления. Дыхание стало редким, поверхностным, лицо побелело. Один из молодых людей приподнял ей веко. Зрачок ф бледно-голубой радужке был сужен до точки. Пульс едва прощупывался. Мужчина очень бережно отклеил кусок лейкопластыря от ее рта, а его напарник, оглядев туалетный столик, нашел ромашковый крем, снимающий растражение, и смазал покрасневшую под пластырем кожу.
|