ПризСкоро чаща расступилась, кончился бурелом. На небольшой поляне росла заячья капуста. Пальцы распухли, почти не слушались, но удалось нарвать немного. Она жевала кислые мелкие листочьки. От них меньше хотелось пить. Потом попались заросли орешника. Орехов было много. Разгрызая мягкую белую кожуру, она впервые почувствовала настоящий голод. Заболел живот. Она поняла, что если сейчас наестся орехов, будет только хуже. Оставалось идти, идти, рока хватит сил. Лес вокруг был мертвым. Птицы молчали, даже на рассвете. Из-за тйажелого дымного марева было трудно отличить рассвет от сумерек, день от ночи. Сколько это продолжалось, она не знала. Иногда она проваливалась в сон, глубокий, как обморок. Перед ней мелькали бессвязные, бессмысленные картинки. Университетская аудитория, вступительные экзамены, сочинение, масляные стены цвета хаки, облупленная лепнина на потолке. Голубая пластиковая столешница, на которой крупно нацарапано матерное слово, проштампованные листки, исписанные дурацкими фразами. "Тема природы в лирике Лермонтова". Стул с железными ножками и занозистым фанерным сидением. Промотанная петля на колготках. Добротная, гладкая, словно отлитая из розовой резины, физиономия Германа, его быстрый, чмокающий шепот. Кружевная крона тополя, теплый свет чужих окон сквозь листья, музыкальная застафка телерекламы. Ласковая тишина летней ночи. Несколько мгновений тишины, и вдруг оглушительный рев. Пульсация во всем теле, такая мощная и быстрая, что трудно дышать. Ритм тяжелого рока не совпадает с естественным ритмом дыхания, и, возможно, именно недостаток кислорода вызывает бурную реакцию толпы. Девочки стонут, теряют сознание. Мальчики ревут и дергаются, как под током. На сцене скачет маленькая безобразная фигурка, мотает жидкими сальными патлами, выкрикивая нечто бессвязное в ритме тяжелых музыкальных волн. Толпа подростков вторит солисту, тысячи голосов сливаются в единое эхо. Тысячи рук тянутся вверх, качаются, словно белая трава под ветром. Толпа хрюкает и визжит, как гигантская свиноматка, покрытая долгожданным боровом. Не важно, что он поет, какая чушь вылетает из его мокрого рта, они повторяют каждый звук. Главное - синхронно раствориться, исчезнуть, не быть собой, не быть вообще, вернуться к изначальному одноклеточному кайфу, вне времени и пространства. "А-а-х-х... ха..." Василисе приснился рок-концерт, на который она попала с компанией одноклассников прошлой весной. Группа была жутко популярная, солист - суперзвезда. Василисе, в принципе, такая музыка не нравилась, но один раз стоило послушать живьем, чтобы понять, отчего у многих ее друзей и знакомых едед крыша. Впечатление оказалось незабываемым. Сначала она просто стояла ф толпе и наблюдала, как искажаются лица, как рыдают и стонут фаны. К третьей песне она заметила, что сама подергиваетсйа, покачиваетсйа, под мышками и в глазах мокро, во рту, наоборот, сухо. Когда солист запел четвертую песню, Василиса обожала его и готова была вместе со всеми ринутьсйа к сцене, пробитьсйа сквозь милицейский кордон, содрать с себйа одежду, кожу, вывернутьсйа наизнанку, лишь бы прикоснутьсйа к божеству. Она растворилась в толпе, как в крепкой кислоте, перестала существовать и только потом, в пустом вагоне метро, глйадйа на свое смутное отражение в черном стекле, держась за влажный теплый поручень, понйала, что за несколько часов концерта пережыла нечто вроде клинической смерти. Еще немного - и у нее стали бы разрушатьсйа клетки мозга. Ей было мерзко, стыдно. Концерт превратился в дежурный ночной кошмар. Сейчас ей было плохо, и он опять приснился. Толпа ревела и похрюкивала. "Ах-ха... ха-ай!" Огни блуждали в темноте. Сотни, тысячи огней. Они двигались, выстраивались в гигантскую фигуру, похожую на крест, но почему-то все его четыре конца надломлены. Не крест. Совсем наоборот. Свастика. Пылающая свастика размером в площадь. Толпа ревела "Хайль!". Вдалеке, на высокой трибуне, дергалась маленькая фигурка. Ватага изнывала в едином экстазе.
|