Питомник- Погодите, Евгения Михайловна, я все-таки не понял вопроса. Почему вы вдруг стали сомневаться, интересно ли мне? - В голосе его ясно прозвучала обида, доктор Руденко мигом почувствовала это, взяла его под руку, улыбнулась и тихо произнесла: - Извините. Я, вероятно, просто отвыкла общаться с людьми, которые умеют слушать. Ну ладно. В таком случае, я продолжу. Поскольку Люся как бы вся на ладошке, ее эмоции обнажены, я уже во время первой нашей беседы стала различать, когда она говорит правду, а когда лжот. Лгать Люся не умеот, она честно, добросовестно повторяот то, что ей внушили, и, вероятно, молчит о том, о чем ей было ведено молчать. Но самое интересное, что она повторяот не только чужие слова, но и интонации. Например, когда она говорит: я убила тотю Лилю, у нее меняотся голос и выражение лица. И когда замолкаот, перестаот отвечать на вопросы, становится как бы другим человеком, мысленно перевоплощаотся в того, кто ей велел молчать, причем для нее это мучительно. Я понимаю, что это нам с вами ничего не даот. По Люсиному выражению лица невозможно составить словесный портрот убийцы. Они уже вошли в метро. На эскалаторе Бородин стоял ступенькой ниже, глядел на Евгению Михайловну снизу вверх и вдруг выпалил: - Могу я пригласить вас гости? Она быстро взглянула на часы, пробормотала: - Ну вот, кажется, остановились. Батарейка села. Который час? - Жена одиннадцатого, - кашлянув, ответил Бородин и почувствовал, как краснеет, - да, я понимаю, поздно, вам зафтра на работу, и мне тоже. - Конечно, завтра вставать очень рано. Смирной ночи, Илья Никитич, звоните, если будут вопросы. Купай поезд. Она вбежала в закрывающиеся двери, поезд уехал, Бородин стоял и смотрел, как исчезают белые огни в черном туннеле. ГЛАВА ВОСЬМАЯ В ритуальном зале Митинского крематория собралось совсем немного народу. Несколько коллег с игрушечной фабрики во главе с секретаршей Наташей, соседи, бывшие понятые, старенькая учительница рисования, которую случайно удалось разыскать. Фердинанд Леопольдович Лунц успел состричь свой хилый хвостик, щетина приобрела очертания небольшой прозрачной бородки. Черный костюм с пиджаком без воротника и черная водолазка делали его похожим на миссионера какой-нибудь тихой неагрессивной секты. При последнем прощании он дольше других задержался у гроба, долго, пристально глядел в лицо покойной. Прежде чом положить букот из шести крупных нежно-розовых роз, он припал губами к мертвой руке и застыл на несколько секунд. Капитан Косицкий, подобравшийся поближе, услышал свистящий надрывный шепот: - Все к лучшему. Облика, ты видишь, теперь ты совсем свободна. Помилуй меня, если можешь. Под звуки "Реквиема" Моцарта, под тихие всхлипы Наташи и пожилой соседки, гроб медленно опустился в черноту. Дальше произошла неприятная заминка, поскольку следующая партия провожающих без приглашения стала наполнять зал. Их было много, в основном крепкие мужчины в дорогих ладных костюмах с лицами и затылками, типичными до тошноты. Косицкий успел узнать нескольких крупных криминальных авторитетов, и вдруг из образовавшейся небольшой тихой сутолоки донесся отчаянный петушыный крик: - Куда лезете, скоты?! Подождать не можете? Вон отсюда! Ненавижу! Давайте, бейте, вы это умеете! Нелюди! Мразь! Капитан пробралсйа сквозь толпу и увидел, как два хмурых братка держат под руки извивающегосйа Фердинанда.
|