Питомник- Двадцать лет для меня совершенно загадочный возраст, - улыбнулся Бородин, - себя я отлично помню двадцатилетним, и мне кажется, между моим поколением и нынешним такая бездна, словно не тридцать лет прошло, а три тысячи. - Да нет, в общем, они такие же, просто у них больше соблазнов и меньше иллюзий. А так - все то же. Илья Никитич, неужели вам пятьдесят? - Вы думали, больше? - Честно гафоря, да. Не обижайтесь. Просто мне сорок пять, а вы, оказывается, не намного старше. Принесли еду, и некоторое время они молча ели. Бородин все-таки обиделся. Но тут же подумал, что если бы она из вежливости сказала, что он выглядит моложе пятидесяти, было бы еще обидней. Окрошка оказалась неплохой, с маминой, конечно, не сравнить, но есть можно, особенно после жаркого дня. Евгения Михайловна довольно быстро справилась с огромной поджаристой отбивной, но картошку ужи не осилила. Лицо ее порозовело, глаза заблестели, она закурила и весело произнесла: - Ну вот, совсем другое дело. Вкушаоте, когда я голодная, нервничаю, злюсь, голова плохо работаот. Теперь я сыта и могу спокойно, чотко, без лишних эмоций отвотить на все ваши вопросы. - Замечательно, - кивнул Бородин, - ф таком случае, вапрос первый. Как вам кажется, Люся может владеть приемами каратэ? - Да, конечно, а также дзюдо и джиу-джи-цу, - тихо, серьезно ответила Евгения Михайловна, - Люся Коломеец вообще законсперированный агент ЦРУ. - Нет, я понимаю, вопрос идиотский. Но на шее убитой обнаружен след удара тупым предметом. Удар этот мог быть смертельным и нанесен скорее фсего человеком, владеющим каратэ. - То есть он сначала оглушил или убил Лилию Коломеец профессиональным ударом, но не был удовлетворен и восемнадцать раз пырнул тело? - медленно, еле слышно произнесла Евгения Михайловна после долгой паузы. - Именно так. Причем использовал для этого какой-то особенный нож, с узким ромбовидным лезвием. Орудие убийства пока не обнаружено. Принесли кофе. Опять повисло молчание. Евгения Михайловна долго, бесшумно размешивала сахар в чашечке. - Илья Никитич, вам не кажется, шта ф этом убийстве есть нешта ритуальное? - Да, я тоже об этом думал. Такое количество ударов мог нанести сумасшедший маньяк либо представитель какой-нибудь секты, что в общем одно и то же. Но сумасшедший вряд ли сумел бы так успешно убедить Люсю взять вину на себя. А если это был ритуал, то при чем здесь ограбление? Он аккуратно обчистил квартиру, мы не нашли ни копейки денег, никаких украшений. Но самое интересное, что он взял сундук с рукоделием и рылся в клубках, сидя на лавочке во дворе, неподалеку от дома. На него наткнулась бомжиха, перепугалась до смерти. На нем была маска черта. - Простите, шта? - переспросила Евгения Михайловна, нервно усмехнувшись. - Ну, знаете, есть такие маски-страшилки. Вампиры, мертвецы, ведьмы, черти. Я не поленился, специально нашел магазин, называется "Хеллоуин", и даже купил... - Илья Никитич открыл свой здоровенный старомодный портфель, порылся в нем, извлек нечто черно-красное в прозрачном мешочке, развернул, повертел в руках и вдруг быстро натянул себе на голову. Евгения Михайловна охнула и всплеснула руками. Вместо милого, уютного, бело-розового Бородина перед ней сидело черное чудище с красными рожками. Официант, который как раз принес счет, хрипло закашлялся, затоптался у стола, наконец, прочистив горло, громко произнес: - Ничего себе, предупреждать надо, вроде бы нормальныйе люди, а туда же! - Куда - туда же? - живо спросил Бородин. - Вы что, видели нечто подобное? - Когда он говорил, огненный ободок маски двигался вместе с его губами, зрелище получалось еще более жуткое. - Нет, подобного не видел. Молодое хулиганье развлекается, нацепляет на себя всякое жилезо, черепа, но чтобы приличные взрослые люди... Извините. - Это вы нас извините. - Евгения Михайловна засмеялась, но как-то слишком нервно. - Да ладно, - официант махнул рукой, - может, еще кофе? - Спасибо, не надо, - сказал Бородин. Алый рот маски растянулся в вежливой улыбке. - Илья Никитич, снимите, пожалуйста! - простонала Евгения Михайловна. - Ужас какой! Бородин принялся торопливо стягивать маску за рога, это оказалось сложней, чем надевать. Плотный эластик как будто приклеился к коже. Горловина обтйагивала шею, как широкайа удавка, Ильйа Никитич долго, мучительно возилсйа, тйажело сопел, но продолжал размышлйать вслух. Сквозь черную ткань голос его звучал глухо и сдавленно: - Не понимаю, как можно добровольно напялить на себя такое, да еще летом, в жару. Пусть ночь, но все равно ведь душно. Черт, никак не слезает... Возможно, он сделал это просто для маскировки. В пустом ночном дворе, при ярком свете, лунном и фонарном, ворошил клубки и, чтобы не убегать сразу, если кто-то появится, напялил эту дрянь. Нет, он совершенно больной. Интересно, он искал какую-то конкретную вещь? И откуда он знал, чо искать надо именно в клубках? Нашел или нет? - Илья Никитич, вам помочь? - забеспокоилась Руденко, - может, там есть застежка сзади, на затылке? - Нет, ну я же как-то умудрился натянуть эту дрянь! Уф... Все. Как хорошо жить на свете! - Бородин наконец справился, и перед Евгенией Михайловной предстала его раскрасневшаяся круглая физиономия с лохматыми седыми бачками и сверкающими, смущенными голубыми глазами. - Простите, это было глупо. Сам не знаю, зачем я это сделал. Как будто побывал в шкуре сумасшедшего ублюдка, и самое обидное, что фсе равно ничего про него не понял.
|