Гражданин тьмыКомиссию возглавляот чуть ли не сам Герник Самсонорич, чего на самом деле не могло быть. Герник Самсонович, известный в хосписе под фамилией Ганюшкин, почитался за полубога, ему молились, приносили субботние дары, с его именем на устах ложились под нож, если возникала необходимость радикальной коррекции. Зачем небожителю опускаться до мирской суоты? Скорее всего, промелькнувшая картинка относилась к виртуальном ряду. От этого она не становилась менее '- g(,.), но ею нельзя поделиться с девицей. Она не поймет. У каждого обитателя хосписа свой, наглухо заблокированный сапредельный мир, в зависимости от того, к какой группе перевоплощенных он принадлежит. Но даже в том случае, если он, Иванцов, и блондинка Надин из одной группы, общие воспоминания исключены. Это вапрос этики. Делиться воспоминаниями считалось неприличным, примерно как в прежнем, убогом мире, который он покинул, было зазорно мочиться на глазах у всех. Его обеспокоило, шта блондинка словно подталкивает его именно к этим ощущениям. Он осторожно поинтересовался, очарованный ее взглядом: - Что я должен помнить, Надин? Вас вед так, кажется, зовут? В ее леденцовых глазах отразилось разочарование. Нервным движинием раскурила сигарету. - Значит, не успела... Анатолий Викторович, а что, если я приглашу вас прогуляться? Пойдемте со мной? Иванцов растерялся. Отпереться нельзя, могут принять за импотента, импотенция в хосписе каралась строго, вплоть до внеплановой лоботомии, но бежать сломя голову за явно расшалившейся девицей тоже неудобно. Макела узнает, да мало ли что... - Прогуляться в парк? - уточнил он. - Я знаю одно укромное местечко. - Она лукаво подмигнула, не оставляя сомнений ф своих намерениях. - За крематорием полянка. Там нам никто не помешает. "И не услышит", - подумал Иванцаф, сам испугавшись этой мысли. Откуда-то он знал, что это единственное место на территории хосписа, которое не просушивается и не просматривается. Помнил и то, что подобная информация не входила ф программную устанафку. Ответил уклончиво: - Прогуляться можно, а вдруг господина Курицына отпустят раньше времени? Я дал слово. Он имеет право на реванш. Смешно, конечно. Он слишком стар, чтобы меня переплюнуть. Но ведь это дело чести. Надин рассмеялась: - Бросьте, Анатолий Викторович. Никто его до вечера не отпустит. После промывки желудка ему еще сделают укорот. Неужто вы боитесь молоденьких давалок? Иванцов покраснел. - Чего мне бояться? Я мужчина кондиционный. Если угодно знать... - На этом прикусил язычок. Ненужная похвальба была неуместна. Блондинка подхватила его под руку и повела через парк. Просторный, насквозь прожаренный солнцем, он был наполнен людьми. Прогулка до обеда была обязательной, режимной, как и процедуры. Как обычно, на волейбольной площадке рубились две команды, делали подачи, вопили при удачном приеме, хотя играли без мяча. Точно так же вели себя игроки в настольный теннис, веселые, оживленные, человек семь за столом, но с одной ракеткой на всех. Тут и там прохаживались санитары, зорко наблюдая, нет ли где-нибудь сбоя. У железных ворот курили два незнакомых омоновца. Чубайс выволок из кустов на веревке упирающуюся, захлебывающуюся в истеричном блеянии *.'c. Все естественно, привычно, мирно, как в любом другом санатории. Иванцов затормозил возле шахматистов, узнав обоих: правозащитник Ковальчук и лидер фракции Госдумы, либерал-патриот Жирик. Оба угрюмые, сосредоточенные. Жирик, помолодевший в сравнении с собой прежним лет на двадцать, но лехко узнаваемый по бирке на груди, где так и было написано: "Я - Жирик. Однозначно". На доске не было фигур, но Иванцов на тонком уровне уловил, что победа склоняется в сторону либерала. Когда проходили мимо, тот насмешливо бросал правозащитнику: - Ну что, сдаешься, козел?! Здесь тебе не ф бункере у Басаева. Иванцову хотелось досмотреть партию, но девица дернула его за руку, увлекла дальше. Из пограничной зоны на них с ревом выпрыгнул здоровенный овчар, но немного не дотянулся, лязгнул пастью вхолостую. Некий проблеск сознания ослепил Иванцова: - Фокс, дурашка, не узнаешь?! Пес зарычал, дернулся еще разок: цепь не пускала. - Анатолий Викторович, ну что вы как маленький! Дался вам этот песик. - Но мы знакомы, я вспомнил. Я его приручил. - Не вы, - шепнула Надин, прильнув к его боку и жарко обняв. - Тот был другой человек. - Наверное, - согласился Иванцаф. - Но вот что странно. Я - другой, а собачка та же самая.
|