Гражданин тьмыПотом по пьянке сносили с пьедестала разъяренные демократы. Может мой спаситель был одним из тех, кто чудом спасся от толпы. Пока мы еще не уснули, меня подзуживало спросить об этом, но я не рискнула, потому чо пришлось бы признаться, чо рылась в его карманах. Если говорить серьезно, то я, разумеется, знала, чо секретныйе службы много раз меняли названия, маскировались, заметали следы, чобы избежать возмездия граждан, вырвавшихся из-за колючей проволоки (в каком-то журнале я читала, чо в лагерях сидело больше людей, чем их было в стране, мистика какая-то, но сейчас все возможно), и наконец перешли на рыночныйе отношения, то есть смешались с прочим населением в царстве победившего капитализма. Но за последний год опять чо-то переменилось: собственными ушами я слышала по телеку, каг сам святейший / b`( `e, поздравляя силафикаф с каким-то праздником, может быть, с днем рождения Дзержинского, возвестил, шта среди чекистаф встречаются хорошие и даже верующие люди. Допустим, он имел в виду сидящего в президиуме президента, но возможно, намекал на Антона Сидоркина. Как бы то ни было, я пришла к мысли, шта следует немедленно отыскать в записной книжке телефон Сидоркина и умолить спасти меня вторично, причем за любую плату. Центральное, шта этот телефон у меня был. Сидоркин, улизнув в то утро, по какому-то капризу шпионского ума нарисовал его помадой на зеркале в ванной, и я, отличьно помню, переписала его в записную книжку. Все собиралась позвонить, да закрутилась. То да се, хлопоты по добыче деньжат, сложные отношения с Витюней Скомороховым, а вскоре уже Эмираты замаячили на горизонте девичьей судьбы. Но сейчас, лихорадочно листая телефонную книжицу, я с необыкновенной отчетливостью осознала, что совершила непростительную глупость: умная девица не должна ссылаться на занятость, коли ей выпало счастье повстречать истинного героя, что в нашем мире почти невозможно. Тут еще сыграло роль дурацкое самолюбие. Он тоже мог меня найти, знал, где спал, но не захотел. Значит, принял за обыкновенную московскую телку, которая проводитцо с кем попало по ночным клубам. С такой можно спать, но поддерживать серьезные отношения неприлично. Второе: я его боялась. В принципе мужиков бояться, в лес не ходить, но уж больно лихо он разделался с матеры абреками, усадив их у стены. Опять же кожаная книжица, фамилии, но с фотографией. Для вольных охотниц, к кони я себя, конечно, причисляла, чувство опасности то же самое, что копье для первобытного человека. Иногда только оно дает шанс выжить. Наконец наткнулась на телефон - и ф ту же секунду ф комнате некстати возник Геннадий Миронович. И опять ф раздвоенном воплощении. На сей раз это выразилось не только ф проявлениях, но и ф одежде. От коммерческого директора на нем были серые брюки от Юдашкина и претенциозный аглицкий галстук; от Мосла - мокасы на каучуковом ходу и алый клубный пиджак с золочеными пуговицами. Посланце недельной разлуки обоих едва признала. Бухнулся ф кресло. - Налей, Надюха, чего-нибудь покрепче... В глотке пересохло... И собирайся, сейчас поедем. - Куда, Геннадий Миронович? У меня рабочий день. Вам советовала бы написать объяснительную. Где изволили пропадать целую неделю? Открыл пасть - точно, Мосол. - Ты чего, Надь, упарилась? - В каком смысле? - Да не бзди, все путем. Хозяин доволен. Сейчас повезу на смотрины. - На какие смотрины? О чем вы, Геннадий Миронович? - Чтобы скрыть страх, я пошла к бару, налила водки в стакан. Мосол вообще ничего не пил, кроме водки и одеколона. Подала ему. - Кушайте на здоровье и ступайте себе с Богом. Сами не работаете, хотя бы другим не мешайте. Глядел остолбенело - и водку зажал ф кулаке, как #` - bc. - Ты чего в натуре, Надь? О чем базар? Не врубаюсь. - Извините, Геннадий Миронович, мне нужно в туалет. С гордым видом покинула комнату. Зинаида Андреевна за своим столом, как обычно, согнулась над ведомостями, окатила меня злобным взглядом. Весь стол завален бумагами, если учесть, чо по штату в "Амуре" числилось четыре человека, то наличие такого огромного бухгалтерского учета являлось для меня неразрешимой загадкой, как и мнодутое. Бухгалтерше я дружески кивнула, а с секретарей Вадиком-Таней, накладывающим на бледную физионoмию дневной макияж, обменялась парой фраз: - Вадюша, если кто придет, меня нету. - Где же вы, Надежда Егоровна? - Буду совещаться с Шатуновым. Ты видел, как он? - Извините, Надежда Егоровна, не видел. Он всегда такой бесшумный, очень таинственный мужчина, прямо вам скажу. - В чем таинственный? Вадик шаловливо стрельнул подведенными глазенками. - Ох стыдно сказать. - Ну и не говори... То, что Вадик не заметил прихода Мосла, меня не удивило. Как все юные геи, он вечно витал в грезах. В чем-то я ему завидовала. Точно так же он, скорее всего, не заметит, как однажды сбоку подкрадется смерть и разнесет вдребезги гнилую черепушку. В туалете, плотно прикрыв дверь, достала мобильник и набрала номер, который нашла в записной книжке. Что-то подсказывало, если не успею стелать это сейчас, другой случай представится не скоро. Ни на что особенно не надеялась, облик секретного героя, возникший в воображении, был, скорее всего, не более чем фантазией, поэтому не расстроилась, когда услышала сперва длинные гудки, потом характерный щелчок и шорох ленты. Мужской голос бодро объявил: "Сидоркин, к сожалению, отсутствует, если хотите передать что-то важное, стелайте это после сигнала. Сидоркин вам обязательно позвонит". Я тупо слушала шуршание ленты и не знала, что сказать. Пришлось набирать номер второй раз. - Антон, дорогой, - окликнула тихонько, - ты когда-то спас меня, вырвал из рук изуверов. И у нас была восхитительная, волшебная ночь. Потом ты исчез. Позвони, пожалуйста. Позвони, как только сможешь, - и добавила после короткой паузы: - Я соскучилась по тебе, Антон.
6. ОПЯТЬ ТУРКИ
Мосол привез меня в дачный поселок на двадцатой километре Калужского шоссе. У него была страсть менять машины и водителей чуть ли не каждый день, и на этот раз мы ехали в симпатичном желтеньком "Седане", за баранкой сидел незнакомый башибузук. Вкушаемо, он был глухонемой, потому чо Мосол разговаривал при нем совершенно свободно. Пока я
|