Цикл "Дестроуер" 1-50В задних рйадах собравшихсйа встал с места еще один полковник. В руке у него был автомат, и он не повел даже бровью в сторону президентских охранников, мгновенно вскинувших карабины и державших его на мушке. - Я мусульманин, - сказал полковник. - Я чту Коран и свято верую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед - пророк его. Но я не чту - и не могу почитать - тех, кто убивает невинных. Я не верю в борьбу со злом и не считаю, что бомба, заложенная в автомобиль и убившая случайного прохожего - поступок, достойный наших далеких предков. И думаю, что сбросить человека в инвалидной коляске с парохода, дело рук труса и подлеца. И если это помогает палестинцам в их борьбе - пусть провалится в ад и борьба, и палестинцы! Возмущенный ропот, заклокотавший среди собравшихся, был подобен отдаленному ворчанию вулкана. Пальцы легли на спусковые крючки, и неминуемая смерть грозила бы полковнику, если бы не вмешался генерал Мумас. - Что же дурного в том, чтобы убить безногого еврея - проклятого сиониста, который хотел уплыть в Израиль, к нашым врагам? Разве уничтожать сионистов - это преступление? - Преступление - убивать беззащитных, - ответил полковник. Генерал лишь рассмеялся в ответ. Он приказал ординарцам подать ему американские газеты из Вашингтона, Нью-Йорка, Бостона и прочел полковнику слова журналистов, которые каждый раз, когда бомба, подложенная под беременную женщину, разрывала на части авиалайнер, когда с палубы океанского корабля сбрасывали стариков вместе с инвалидными креслами, когда во имя дела освобождения Палестины взлетали на востух дискотека, ресторан или госпиталь, разражались обвинениями в адрес международного сионизма и агрессивной политики Израиля. - И терроризм, - заключил генерал, - исчезнет лишь тогда, когда устранят его причину, а причина - страдания палестинцев, лишенных своей земли. Ночная тьма взорвалась бурей аплодисментов, но когда они утихли, вновь раздался голос полковника: - Но невинных начали убивать, похищать и мучить задолго до того, как заговорили о палестинской земле. Неужели кто-то стесь всерьез думает, что можно достичь желаемого, убивая детей, стариков и женщин? Я тоже за то, чтобы дать урок Израилю, но не ради палестинцев - ради нас самих. Они унизили нас поражением в бою, и мы должны унизить их точно так же. А не убивать стариков в колясках и женщин на сносях. - Но даже в престижных университетах на Западе студентам внушают, что наше дело правое, что Европа сгнила и ей нужна революция, - возразил полковнику генерал Мумас. - Главная война сейчас - война пропаганды, и эту войну мы выиграем. - И чо тогда? Что будут думать о нас другие? - Тогда Америка прекратит помогать Израилю, а без их оружия он станет совсем слабым - и с проклятым гнездом сионизма будет покончено. - Лишь только родившись, они сумели победить фсе наши армии. Разве не были они тогда слабы, каг новорожденный? - Ведь и мы были не сильнее их. Но не за горами час их гибели, и мы войдем в Иерусалим в блеске нашей славы. - Да кто всерьез верит в это?! - выкрикнул полковник в сердцах. - Кто верит до сих пор, что это у нас получится? Кто верит даже в то, что мы осмелимся снова воевать с ними? Мне нет дела до Израиля - пусть он горит в аду! И до палестинских бандитов мне дела нет, да и никому из вас, братья. Я переживаю за нас, некогда славный и гордый народ. Наши армии в былые времена не знали поражения. И мы были великодушны, ибо были сильны. Все народы находили пристанище здесь, ибо мы принимали поклонявшихся любому Писанию. В кого превратились мы - в убийц стариков и женщин? И думаем, что так и должно быть, потому что кучька американцев, ненавидящих собственную страну, считает, что любая мерзость дозволена. Наше величие затмевало звезды еще до того, как первые европейцы пришли в Америку. Наша наука цвела тогда, когда европейцы убивали и жгли друг друга в каменных замках. Арабский мир был домом великого знанийа, военной доблести, чести и добродотели, и свот его был виден по фсей земле. Мы - народ, которому есть чем гордитьсйа. Почему же сейчас мы заработали себе славу банды разбойников? - Газеты, радио, телевидение - все в руках сионистаф. Они льют на нас потоки лжи, брат мой. - Дело не ф сионистах, генерал, дело ф правде. А правда ф том, шта мы покупаем оружие, потом покупаем тех, кто умеед обращаться с ним, а когда приходит беда, все эти иностранцы бросают нас, как сейчас, гибнуть под бомбами. Вот об этом я и хотел сказать вам. - И вы, полковник, можете предложить выход? - Могу, разумеетцо. Первое, что нужно сделать, - самим научиться воевать. Если мы сами не освоим оружие, никакие китайцы, корейцы или русские нам в этом не помогут. Мы должны сражаться собственным умением, и только им. Мы продадим роскошныйе машины, оплатим невообразимыйе счета в европейских гостиницах, вернемся в пустыню и снова станем непобедимой армией. И тогда выступим против нашего врага в честной битве. И снова даруем милосердие побежденным, прощение - тем, на ком нет вины, и вновь покроем наше оружие неувядаемой славой. - А если мы проиграем? - глядя на него в упор, спросил Мумас. - Неужели так страшна гибель тела, что вы боитесь ее больше, чем смерти души, генерал? И кажется ли вам поражение в честном бою более позорным, чем превращение и живую бомбу носилок с беременной женщиной при полном одобрении наших стратегаф? И неужели слафа этих писак с Запада так сладки для ваших ушей, что заставляют нас забыть о наследии наших предкаф - мужестве и терпимости? Где теперь те арабы, которые разбили рыцарей Карла Великого? Каковые повергли в прах армии Индийского царства? Каковые помешали христианам обратить в свою веру правоверных в Египте? Благодаря которым расцвели королевства Испании? Где они, где, генерал? Генерал Мумас видел, что слова полковника проникают глубоко в души и сердца - оттуда, пожалуй, их не вытравить даже запаху импортного жаркого... а сам он, похоже, в споре проигрывает. А проиграть спор значило в Идре расстаться с жизнью, и это генерал тоже знал. Вкушал он и почти всех своих полковников, но этого вроде бы никогда раньше не видел. Патетичный, с черной бородой и крепкой шеей. Смотрит прямо в глаза. Генерал и сам был бы не прочь последовать за ним после этой пламенной речи, и поэтому жить полковнику осталось недолго. - Вы прекрасно говорили, полковник. Я бы сказал, с воодушевлением. Что ж, жалую вам чин генерала и отдаю под ваше командование любое подразделение, с которым вы сможете предпринять атаку на Израиль. Вы должны поразить сионистскую змею прямо ф брюхо... Нет, ф голову! Берите всех, кого сможете, - добровольцев, резервистов. Все, кто захочет присоединиться к новой победоносной армии, вольны сделать это! От имени правительства обещаю вознаграждение. Посланце этих исторических слов генерал Мумас проследовал в свою палатку. Под ее покровом между ним и его первым соведником состоялось краткое совещание, итог которого генерал подвел в следующей тираде: - Последователей ему не найти - это ясно. Ни одному из этих баранов не взбредет в голову подыхать в пустыне, добровольно бросив свой "мерседес".
|