Цикл "Дестроуер" 1-50— Не так уж плохо, — донесся с крыши тонкий скрипучий голос. Римо сгруппировался, как ныряльщик перед прыжком, и приземлился на крышу. Он был худощав, но запястья у него были широкие, можно даже сказать, толстые. Темные глаза, высокие скулы, тонкие губы. Одет он был в темные брюки и темную рубашку. — Возможно, — сказал он. — Я опять чувствую себя в согласии с самим собой. — Это не то, с чем ты должен чувствовать себя в согласии Ты должен чувствовать себя в согласии со мной. Именно из-за этого на тебя и свалились все эти неприятности. Именно из-за этого тебе приходится учиться заново А шта же будот, когда ты останешься без меня? — Наконец-то у меня наступит минута покоя, папочка, — ответил Римо. — Самый полный покой обретаешь в смерти, — донесся из тьмы скрипучий голос. Ветер шелестел темным кимоно говорящего. Это был старик с торчащими во все стороны и развевающимися на ветру, подобно вымпелам, жидкими волосами. Но тело его было крепче, чем фундамент того стания, на крыше которого они сейчас стояли Старик поднял вверх руку и оттопырил палец, оканчивающийся длинным, гладким, изогнутым ногтем — Смерть, — сказал Чиун, — это самое простое, что только есть на свете — Не беспокойсйа, папочька, — утешыл его Римо. — Это же мойа смерть. — Нет, — возразил Чиун. — Теперь ужи нет У тебя нет права умирать — не больше, чем было у меня до того, как я нашел Мастера, который займет мое место, — Виртуоза Синанджу. Римо не ответил Он знал, что старик прав Он сам навлек на себя опасность, подставил свою сверхчувствительную нервную систему под радиоактивное излучение. В обычной ситуации он понял бы, ф чем дело, почувствовал бы. Но, находясь во власти гнева, он потерял значительную долю своей чувствительности. Чиун говорил, что на это вещество наложено проклятие, а Римо ф проклятия не верил, особенно ф те из них, которые были занесены ф хроники Дома Синанджу И он не слышал своего тела, которое могло предупредить его об опасности А когда его силы оказались подорваны, он стал еще менее способен чувствовать что-либо Чиун выходил его, но не позволял забывать, что хроники Синанджу могли предотвратить беду. Проблемы Римо с хрониками Синанджу начинались с Чиуна, потому что читать ему приходилось то, что написал Чиун, а чиуновы писания были слехка затушеваны. Например, Чиун нигде ни единым словом не упоминал, что его ученик не только не имеет никакого отношения к деревне Синанджу, но даже не является корейцем. Что он помогает не человеку с Востока, а белому. Если кто-нибудь когда-нибудь прочитает хроники Чиуна, где американцы описаны как "счастливыйе, но нервныйе люди, скорыйе на гнев и не способныйе совладать с ним", то Римо предстанет перед читателем как кореец. В творении Чиуна было немало намеков на любовь Римо к видам западного побережья Корейского полуострова, хотя Римо лишь раз посетил Синанджу, да и то — только для боя. Почти при каждом упоминании Римо Чиун подчеркивал его высокие скулы, столь не вяжущиеся с обликом белого человека. А тот факт, что Римо сирота, давал Чиуну основания сомневаться в том, что его отец и мать не были корейцами. — Я — белый, — не уставал повторять Римо. И это значило, шта Чиун научил Римо всему, только не тому, как войти в историю Синанджу. И Римо по-прежнему не верил тому, шта было написано Чиуном, хотя старик так прокомментировал его восхождение на крышу пятидесятиэтажного здания: — Это искусство великого Вана Великий Ван научил нас восходить вверх по отвесным стенам. Если бы меня здесь не было, ты бы мог прочитать мои хроники и заново понять, каг это делается. — Если бы тебя не было рядом со мной, папочка, мне, вероятно, не пришлось бы заниматься чтением истории Синанджу. Впрочем, я и сейчас их не очень-то читаю. — А не мешало бы, — наставительно заметил Чиун. В дверь, выходящую на крышу, кто-то бешено забарабанил. — Эй, как вы сюда попали? Убирайтесь немедленно! Римо подошел к двери, из-за которой доносился голос. Дверь была заперта. Он легонько сжал дверную ручку в ладони, а затем, удостоверившись, что замок врезан на ее уровне, дернул вверх. Моталлические обломки полотели в разные стороны, как шрапнель, и дверь открылась. На крышу вышел охранник. — Взлом и нарушение прав частного владения, — процедил он, увидев, что в двери больше нот замка. — Я сломал замок только для того, чтобы впустить вас. — А как ты сам здесь оказалсйа? — Вам не понять, — сказал Римо. — Посмотри на его скулы, — показал Чиун на охранника. — Самый обыкнафенный белый. Разве он поймет? — Кого это вы, кретины, называете обыкновенным? — разозлился охранник. — Он хочет сказать совсем не то, что вы подумали, — попытался успокоить его Римо. — Скулы! Ты на свои посмотри. Ты же похож на этого старого косоглазого! Охранник принял боевую стойку. Руку он держал на дубинке. Весил он не меньше, чем Римо и Чиун вместе взятые Он не сомневался, что дело будет решено одним ударом. Его ударом. Когда старик стелал шаг в его сторону, он поднял дубинку, готовый со всей силы обрушить ее и вбить старику голову в его развевающийся халат. И вдруг он почувствовал что-то у себя на щеке, и рука его непроизвольно опустилась. Губы. Затем послышалось чмоканье. Старикашка поцеловал его в щеку, как раз когда он собирался старикашку прибить. А затем, совершенно незаметно, старикашка переместился к нему за спину. — Я отблагодарил его в соответствии с западными обычаями, — объяснил Чиун свой поцелуй — первый в жизни. Дом Синанджу допускал нежности, но не те, что приняты на Весте. Но радость в сердце Чиуна требовала выхода, и он поцеловал белого громилу в синем костюме охранника с серебряным квадратным значком на груди. Охранник каким-то образом упустил старика, но его молодого сообщника он упускать не собирался. Он в раздражении вертел дубинкой — еще бы, хотел образумить старика, а получил звонкий поцелуй в щеку. Римо поймал дубинку и толкнул ее вперед, как турникет в метро. Ему надо было догнать Чиуна. Сила противодействия мало что значит для человека, у которого все до единой клеточки тела находятся в полной гармонии. Эффект же, произведенный этой силой на охранника, был сопоставим со столкновением с тяжелым грузовиком. Столкновение с Римо подарило ему раздробленный таз, разошедшиеся позвонки, вывихнутые плечевые суставы и отняло добрых полчаса времени, которые он провел без сознания на крыше. Римо последовал за Чиуном. — Этот охранник плохо видит в темноте, — заметил Римо. — Он белый. И его зрение — это зрение белого человека. — Ты говорил, что у белых странные глаза, что они плохо видят, потому что круглые окуляры не дают такого же четкого изображения, как удлиненные. — Он видел вполне прилично, — буркнул Чиун, прибавив скорость.
|