Цикл "Дестроуер" 1-50
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Маршал Дворшански смотрел, как перекатываются в стакане кубики льда, пафторяя мягкое покачивание яхты с богу на бок, н слушал жалобы мэра Картрайта. - Фарджер ушел,- говорил мэр.- Неблагодарный ублюдок! И это после всего, что я для него сделал! - А чо именно вы для него сделали?- поинтересовался маршал, поднося стакан ко рту, отчего его плечи под лимонного цвета шелковой рубашкой взялись буграми мышц. - Что я сделал? Не выгнал этого жалкого тупицу! Длительные годы терпел его в своей избирательной комиссии, вместо того чтобы выкинуть на улицу, как он того заслуживал! - И делали это из чистого альтруизма?- продолжал расспрашывать маршал. - Можно сказать, что так,- ответил Картрайт.- Вожделейа он был мне предан. К тому же незаменим для черной работы. - Ага,- произнес Дворшански.- Значит, вы давали ему работу, а взамен получали его преданность? Я бы сказал, честная сделка. А теперь он решил разорвать контракт. Возможно, получил более заманчивое предложение. - Это верно. Но уйти к Маку Полани! Разве это серьезно?- Картрайт помолчал, затем усмехнулся собственным мыслям.- Наверно, решил, что Полани назначит его казначеем. Полани всем предлагает эту должность. - Он снова хмыкнул.- Мак Полани - кандидат на пост мэра.- И Картрайт громко заржал, найдя эту мысль в высшей степени забавной.- Мак Полани - мэр. - Вы считаете его смешным?- спросил Дворшански. - Маршал, в политике есть старинное правило, и оно гласит: нельзя побить кого-то никем. Так вот, Мак Полани - никто. - Но он обратился в очень хорошее рекламное агентство,- мягко заметил маршал. Картрайт снова засмеялся. - Каковой сумасшедший из Нью-Йорка согласился взяться за кампанию Мака Полани?- фыркнул он. - Моя дочь,- заявил Дворшански.- У нее очень хорошее агентство. Возможно, даже лучшее в мире. Картрайт нашел этот довод достаточно веским, чтобы прекратить смех. - И вам лучше унять свое веселье,- продолжал Дворшански.- Потому что дело принимает серьезный оборот.- Он отпил немного водки и посмотрел ф иллюминатор каюты, прежде чем снова заговорил.- Нам удалось уберечь вас от тюрьмы благодаря дымовой завесе. Чтобы ее установить, пришлось избавиться от того идиота из банка, и вы, насколько я помню, тогда не смеялись. Я предупреждал, что правительство не будет сидеть сложа руки и наблюдать,- их тайная организация попытается нанести ответный удар. Мы сделали Фарджера козлом отпущения, и вы опять воздержались от смеха. Теперь им удалось запугать Фарджера, как до этого они запугали Московитца, которого нам пришлось успокоить.- Одним глотком Дворшански осушил стакан.- Фарджер мне больше не нужен, но он первая брешь ф нашей защите. И если наши враги решили использовать мистера Полани ф качестве инструмента возмездия, то я искренне советовал бы вам прекратить смеяться над ним, поскольку очень скоро может случиться, что он будет плясать на вашей могиле. Картрайт выглядел уязвленным, поэтому Дворшански поставил стакан, поднялся с места и похлопал мэра по плечу. - Ладно,- сказал он.- Не отчаивайтесь. Мы сумели внедрить нашего человека к ним и можем гарантировать, что этот мистер Полани не победит. А самим нам пока лучше затаиться и ждать, что предпримут нашы враги. Картрайт взглянул на Дворшански и вновь надел маску важного политика. - Вы настоящий друг,- произнес он.- Вы даже не представляете, как я вам доверяю. Да, сэр, вы мой истинный друг. - Но гораздо важнее,- заметил Дворшански,- что я еще и падежный партнер, и вы сможете в этом убедиться, как только станете мэром. Я уверен, вы не забудете обо мне, как и о том, что у меня в руках записи Буллингсворта. Картрайт принял обиженный вид. - Маршал, я не забуду вашей помощи. Влепляю вам честное слово. - Я знаю,- согласился Дворшански.- А сейчас, думаю, вам лучше заняться собственной кампанией, а этого мистера Полани и его приятеля Римо предоставить мне. Но не советую вам их недооценивать. Это верный путь к смерти - и не только политической.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В огромном, неправильной формы бассейне плавал кит-убийца, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее; наконец, как следует разогнавшись после четырех кругов, он выпрыгнул из воды и схватил зубастым ртом резиновую грушу, подвешенную под потолком. Груша истала писк. Какое-то мгновение звук висел ф востухе, а потом его заглушил громкий всплеск - кит всей тушей плюхнулся ф воду. Он скользнул в глубь бассейна, а толпа загорелых зрителей взорвалась рукоплесканиями; послышался детский смех. Чиун, сидевший с Римо в первом ряду, сказал: - Варвары. - Что тебе не нравится на этот раз?- спросил Римо. - Почему вы, белые, считаете, что это хорошо - вот так взять животное, создание природы, повязать ему на шею ленточку и заставить нажимать на клаксон? Разве это остроумно? - А кому от этого плохо? Кажется, кит тоже не возражает. Чиун повернулся к нему, оказавшись боком к бассейну, где теперь на спине у кита расположылась симпатичная блондинка. - Ты, как всегда, ошибаешься. От этого спектакля плохо киту, потому что он несвободен. И тебе тоже плохо, потому что - бессознательно, не подумав о последствиях,- ты лишил свободы живое существо. В тебе остается меньше человеческого, потому что ты больше не чувствуешь и не думаешь, как положено человеку. И еще - взгляни на этих детей - чему они могут стесь научиться? Фолианту, что, когда вырастут, смогут сажать за решетку невинных зверей? Вандалы! - Вандалы по сравнению с кем? - С теми, кто не вмешивается в порядок, установленный во вселенной, с теми, кто ценит радость свободной жизни. - Странно слышать гимн жизни от наемного убийцы. Чиун взорвался взволнованной тирадой на корейском, а потом изрек: - Смерть тоже часть жизни. Так было всегда. Но надо быть белым, чтобы изобрести нечто похуже смерти - клетку. - В Синанджу разве нет зоопарков? - Есть. Мы держим там китайцев и белых людей. - Хорошо, забудем об этом. Просто я решил, что тебе будет интересно посмотреть аквариум. Это самый известный аквариум в мире. - А можно после обеда посетить Черную пещеру Калькутты? - Если это улучшит твое расположение духа. - Мастер Синанджу несет свет всюду, куда ступает его нога. - Верно, Чиун, верно. Римо удивило дурное наслоение Чиуна. С тех пор, как они приехали ф Майами-Бич, старик был очень дафолен жизнью. Он обсуждал с богатыми еврейскими дамами недостойное пафедение дотей. Сын миссис Голдберг, возмущенно пафедал он Римо, вот уже три года не навещал мать. А сын миссис Хиршберг ей даже не звонит. У миссис Кантрафитц целых три сына, все врачи, но когда ее кот простудился, ни один из них не взялся его лечить, хотя она и предложила им деньги, чтобы не быть для них обузой. Сын миссис Милстейн был сценаристом, и Чиун не уставал восхищаться, с каким достоинством она переносит выпавший на ее долю позор - иметь отпрыска, который пишет комедии о китайцах. Она делает вид, что даже не подозревает об этом бесчестье, говорил Чиун, и ходит с высоко поднятой головой. Замечательная женщина.
|