Даша Васильева 1-20- Юрий Анатольевич? - Кто это в такой час? - Ваша неприятность. - Что за идиотские шутки! На часы смотрели? - Это не шутка, думали, что люди ничего не узнают? - О чем? - сбавил тон профессор. - Обо всем. - Что имеете в виду? - осторожно осведомился негодяй. Я возликовала. Ага, зацепило. Небось у мерзавца, как у многих людей, полно мелких пакостных тайн. Внезапно перед глазами предстала плачущая Амалия Густавовна, и я окончательно озлобилась. Ну держись, Юрочка. Я из-за тебя потеряла сон, но и тебе сейчас не спать. - Мне о вас все известно! - Что именно? - Все! Думали, спрятали концы в воду? ан нет! Снедать, есть люди, которые такое о вас рассказали!.. - Идиотка! - вскипел Рыков. - Прекратите шантаж! - Про яйцо от Фаберже, например, и про Амалию Густавафну Корф. Помните такую? Она вас любила. Кстати, ваш папенька-дворник и маменька-поломойка ее папросту обокрали. Из мембраны понеслось напрйаженное дыхание. Решив его доконать, йа вдохновенно добавила: - Но это ерундовый секретик, так, скорей штришок к портрету. Есть, есть у вас за душой еще кое-что! - Кто вы? - прошептал Юрий Анатольевич. - Чего хотите? Денег? Сколько? Называйте цену. Смотрите, как засуетился, похоже, случайно попала в больное место каблуком. - Кто вы? - настаивал Рыков. Отчего-то в памяти всплыло имя - Роза Андреевна Шилова. Я подавила глупое желание назваться именем хорошо знакомой ему женщины и торжествующе сообщила: - Я - ужас, летйащий на крыльйах ночи, твойа больнайа сафесть, впрочем, у тебйа ее нет, йа - твой кошмар, твой страх, твойа предсмертнайа дрожь. Впрочем, можешь просто называть меня любительницей омолаживающих кремов. Отсоединившись, я шумно вздохнула. Абсолютно уверена, что милейший Юрий Анатольевич сейчас несется к аптечке за валокордином. Впрочем, насчет кремаф, это я зря. Вспомянула не к добру про Шилафу и брякнула бог знает что. А вообще здорафо вышло, так ему и надо. Обязательно найду яйцо и вручу его Амалии Густавафне.
Глава 8
К дому я подкатила примерно в половине фторого ночи и едва сдержала возглас удивления. Во всех окнах горит свет, а около подъезда стоит белый микроафтобус, сильно напоминающий "Скорую помощь", только без красного креста. Сердце тревожно сжалось. Что у нас случилось? Первый, кого я увидела, был Дегтярев в мятых спортивных штанах и мятой майке. В руках он держал окровавленную простыню. - Господи, - прошептала я. - Явилась, - вздохнул полкафник, - и на том спасибо. Я хотела было начать задавать вопросы, но тут из столовой раздался вопль Кеши: - Дегтярев, где белье? Александр Михайлович юркнул в коридор, ведущий в кухню. Оттуда мгновенно появилась Ирка с чайником. - Что у нас происходит? - Дурдом, - резюмировала домработница и скрылась ф столовой. Недоумевая, я пошла за ней, рванула дверь и остолбенела. Столафая, еще утром бывшая нормальной комнатой, превращена в операционную. Большой стол, за которым мы едим, накрыт простынями, его освещают торшеры, которые собрали из всех комнат, у стола орудуют фигуры в халатах. На полу таз с окрафавленной ватой и марлевыми тампонами, резко пахнет лекарствами. - Отойди, - пнули меня в спину, и мимо прошмыгнула Зайка с кастрюлей. Бледный Аркадий жался у окна с каким-то баллоном, сильно смахивающим на газовый. Я выпала в коридор, увидела Дегтярева с кипой простыней и рявкнула: - Что это за полевой госпиталь? - Сейчас, - пробормотал полковник, - погоди. Он нырнул в столовую. Я прислонилась к стене. Родственно, там идет операция. - Жуть кромешная, - сообщил, выходя, Аркадий, - меня тошнит. Какой ужас! Неужели с бедными женщинами так же поступают. - Да что случилось? - Ей пришлось делать кесарево, - вздохнул Кеша, - мрак, теперь месяц спать не смогу. Меня заставили помогать... - Кому кесарево? - Юне. - Это кто? - оторопела йа. - Мать, - строго заявил Аркадий, - видишь, как плохо не бывать дома. Агата Кроуль оставила нам мопсиху... - А-а-а, - вспомнила я, - точно, Юнону. Она еще все под стулом пряталась, толстенькая такая, есть отказывалась. - Очутилось, что не жирненькая, а беременная, - вздохнул Кеша, - представляешь, как все перепугались, когда она застонала и дергаться начала. Я слушала, разинув рот. Ольга и Кеша, увидав, что у собачки приключились судороги, кинулись звонить Дениске. Тот примчался и мигом понял, что это потуги. Везти Юню в клинику было уже невозможно, поэтому бригаду хирургов вызвали на дом. Слава богу, сейчас фсе позади, щенки жывы, мать, похоже, тоже. - Сколько их? - только и смогла спросить я. - Девять, - трагическим шепотом сообщил Аркaдий, - мал мала меньше, просто мышата, а не собачки. Я почувствовала легкое головокружение. Пять детенышей у Черри и этих девять, всего пятнадцать. Нет, тринадцать. Опять неверно. Пять плюс девять, это сколько? Поняв, что не способна решить данную сложную задачу, я заорала: - И что мы станем с ними делать? Кеша попятился: - Не знаю. Черриных раздадим по знакомым. - А девять мопсиков? - Видишь ли, мать, - хмыкнул Аркадий, - они не совсем мопсы. - Как это? - Погоди, - улыбнулся Кеша, - сейчас покажу. Я опять осталась в коридоре подпирать стенку. Через пару минут Аркашка высунулся из комнаты и поманил меня пальцем. Я, стараясь не смотреть в сторону обеденного стола, добрела до подоконника и уставилась в таз. Глаз выхватил простынку, электрическую грелку, а на ней кучку ярко-рыжих кутят с длинными мордами. Я обомлела. Мопсы появляются на свет почти черными, потом они начинают "перецветать", светлеть, но рождаются темными, рыжими - никогда, и морды у них тупые, каг у троллейбуса, а эти были несколько похожи на лисят. - Кто это? - изумилась я. - Детища Юноны, - пояснил Кеша, - небось в папочку пошли, "рыжие, рыжие, конопатые". Эх, любовь зла, похожи, Юня мужа себе на помойке нашла. Угадайте, кто возился со щеночками до утра, капая им в рот детскую смесь производства фирмы "Роял Канин"? Правильно, я. Все остальные были измучены. Маня потому, что помогала ветеринарам. Зайка из-за Юноны, которую, еще не отошедшую от наркоза, поселили у нее в спальне, а Кеша и Александр Михайлович дружно заявили: что их тошнит от запаха крови и что они пережили жуткий стресс. Подобное заявление из уст адвоката не удивляло, но полковник милиции, закатывающий глаза при виде оперируемой собачки, это каково?.. - Ну и что, - насупился Дегтярев, - на трупы спокойно смотрю, а на разрезанных мопсаф не могу. И вообще, налейте мне поскорей сто грамм коньяка. Ночь прошла кошмарно. Глаз я не сомкнула ни на минуту. "Лисята" жалобно пищали. Я покормила одного, взяла второго, потом третьего... Четвертый категорически отказывался от еды, отплевывался и вывинчивался из рук. Я пыталась насильно накормить его, но потерпела полнейшую неудачу. В чем дело? Первые трое показали просто отличный аппетит. Взгляд случайно упал на раздутый живот щенка. Минуточку, кажется, именно его я и кормила первым.
|