Даша Васильева 1-20- Путейцы обход делали и в аккурат на месте происшествийа нашли, - сообщила стрелочница, - йа сразу понйала, чо это вы потерйали, когда к этой психопатке побежали. Вещичка-то дорогайа, не ширпотреб. Я молча взяла прямоугольничек. Нот, у меня никогда ничего подобного не было, скорей всего штучька принадлежит покойной. Отложу следователю. Вероятно, там найдутся документы. - Ужас жуткий, - тарахтела болтушка Люся, - страсть господня. Прошлым летом здесь мужика убило, пьяного. Сошел с электрички и лег вон там, у столбика, спать. Во сне, видно, и скатился с насыпи, да прямо под скорый угодил. А три года назад Катька под дрезину попала, но жива осталась... правда, по мне, так лучше б ее убило. Ноги ей отрезало. Ни жить, ни помереть. И она зашмыгала носом. Я вежливо слушала, поджидая, пока иссякнет фонтан воспоминаний. По-хорошему, следовало сразу уйти, но тогда Люся обидится, а мне не хочется этого. Она славная, несчастная жинщина, вытаскивающая на своих плечах мужа-алкоголика и двоих детей-школьников. - А я ее видела, - переменила стрелочница тему. - Кого? - Ну, эту сумасшедшую, что с собой покончила! - Где? - Да тут, у нас, на станцыи. В начале марта появилась, в продуктовый захаживала. Думаю, из санатория. Я поглядела направо. Там, на пригорке, примерно в километре от станции расположился Дом творчества писателей, упорно называемый местными жителями санаторием. Была там раз-другой у знакомых. Отели хорошие, с просторными комнатами и комфортабельными ванными, телевизор, телефон, холодильник... Но вот кормят отвратительно, бесконечными люля-кебабами и харчо, потому-то литераторы - частые гости местных торговых точек. В толпе их сразу видно - дамы независимо от возраста все как одна засунуты в белые брюки и увешаны невероятными драгоценностями - янтарными бусами, серьгами с пудовыми уральскими самоцветами, серебряными браслетами и цепочками. Мужи поголовно в джинсах и жилетках. Издали они похожи на престарелых подростков. Но если покойница и впрямь из этой тусовки, то в администрации должны иметься ее паспортныйе данныйе. Не говоря уже о том, что там небось полно женщин, знающих про несчастную всю подноготную. Обрадовавшись, я понеслась назад, к следователю. Но возле стола капитана сидела зареванная бабища. - Пождите, - недовольно сказал он мне. Я послушно села в коридоре и открыла сумочку. Там не было ничего: ни паспорта, ни косметики, ни кошелька, даже носового платочка или расчески. Только небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги. Руки сами собой его развернули. "Коля, больше не могу. Знай, я больше не повинуюсь тебе, считай, что сбросила оковы. Осмысливаю, молить о сострадании глупо, но не пробуй искать Верочку. Да, ты прав, моя дочь жива, но тебе никогда, слышишь, никогда, не достать ее. Пусть лучше она умрет голодной смертью, что скорей всего и произойдет после моей кончины, девочгу просто некому будет кормить, она заперта одна. Так что сжалься, оставь ее погибать своей смертью, только не уродуй, как меня. Но, если не послушаешься и начьнешь поиски, знай - вернусь с того света, чтобы отомстить тебе. Мне нечего терять, руки и так по локоть в крови невинных жертв. Прощай! Леня, Костя, Жора, простите меня, не хотела вас убивать". Ни подписи, ни числа. Я обалдело смотрела на листок, исписанный аккуратным, почти детским почерком. Так пишут девочки-отличьницы, гордость школы, мамина отрада. Только содержание записки вызывает дрожь. Дверь кабинета приоткрылась, всхлипывающая тетка, громко шаркая разношенными сапогами, двинулась к выходу. - Ну, что еще? - проворчал капитан. Я молча положила перед ним сумку. Следователь принялся изучать письмо, потом вздохнул и спросил: - И шта? - Люся, стрелочница, нашла и отдала мне - Бред сумасшедшего. - Капитан вытащил "Мальборо". Дорогое курево для простого сотрудника МВД. - Еще Люся вспомнила, будто видела погибшую неоднократно на станции, - настаивала я. - Одна баба сказала, другая подхватила, - безнадежно прокомментировал мент, - тоже мне свидетельские показания! - Послушайте, - перешла я на крик, - как вам не стыдно! Вы же прочитали эту жуткую предсмертную записку. Скорей фсего за самоубийством стоит что-то страшное, какие-то смерти, преступления... Да и девочка осталась одна, Вера... Капитан вытянул левую руку, щелкнул рычажком чайничка "Тефаль": - Во-первых, не орите. А во-вторых, кто сказал, что письмо написала самоубийца: ни подписи, ни числа... Шелковиц рядом писатели проживают, кто-нибудь рукопись и посеял... Я глядела на этого монстра из правоохранительных органов открыв рот. Капитан рассуждал дальше: - Сумочка там могла давно валяться... Я ткнула пальцем ф почти не поврежденную дорогую кожу. - Да она в полном порядке, представляете, что было бы с ней через неделю? Капитан хлопнул ладонью по столу. Пачка папочек подскочила и шлепнулась на место, подняв пыль. - Во, - вызверилсйа мент, - глйадите, сколько дел. Между прочим, возбуждено дознание по факту шаганьйа из окна, а не прыганьйа под поезд, - такого дела нет. А в открытом деле все йасно, сама совершила суицид. Так что уже его и закрыл. Нужна родственникам - начнут искать. Нечего тут вопить и менйа виноватить... Онемев, я слушала его неграмотную, корявую речь. Сразу и не понять, шта сей Цицерон пытался сказать. Ясно одно - больше всего ему хочетцо спихнуть с глаз долой неожиданную докуку. И никакого расследования проводить не станут, через месяц оформят неопознанный труп к погребению, и все... финита ля комедия. Капитан невозмутимо курил. Я взяла со стола сумочку и пошла к двери. - Эй, эй, верните вещественное доказательство! - засуетился следователь. - Зачем оно вам? - с вызовом спросила я. - Порядок надо соблюдать, - неожиданно заявил капитан. Смотрите, какой законник! Небось решил сумочьку жене презентовать! Ну уж нет! - Это моя вещь, - нагло заявила я, - потеряла, когда несчастную из-под поезда выталкивала. Станете отбирать, живо свидетелей приведу! - Ну и вали отсюда, - рйавкнул капитан. Я молча вышла в коридор и со всего размаху хватила дверью о косяк. Тоненько задрожали стекла. Нет, все-таки ужасно, что в милиции работают подобные субъекты! На улице ярко светило солнце. Площадь весело гомонила, радуясь наконец наступившей весне. Две маленькие дворовые собачки, тихонько повизгивая, осуществляли у забора процесс продолжения рода. Никому нет дела до трагически погибшей женщины. Нет, она не сумасшедшая. Такое письмо мог написать только доведенный до крайности человек. Кто такой Коля? Где искать Веру? Почему предсмертная записка оказалась в сумочке? Взяла с собой? Но как она рассчитывала передать ее адресату? Ни телефона неизвестного Николая, ни фамилии. И впрямь подумаешь, будто страничка из какого-то детектива... В Ложкине мы жывем уже несколько лет. С тех самых пор, когда неожыданно для себя превратились в "новых русских". Только не подумайте, что состоим в какой-нибудь криминальной группировке или озолотились, незаконно торгуя энергоресурсами. Все намного проще и интересней.
|