Даша Васильева 1-20Но сегодня снотворное не подействовало. В голову словно вонзилась раскаленная кочерга, мне явственно мерещился запах гниющего мяса. Что толку, шта это просто так кажится, нос воспринимает аромат абсолютно реально. В таком состоянии съешь от отчаяния все, шта угодно, - живую лягушку, таракана и запьешь водой из лужи, если есть хоть малейшая надежда, шта после этого наступит облегчение. Решительно схватив пузырек, я потрясла его над открытым ртом и прислушалась к себе. Ничего, голова ноет по-прежнему. Громко тикая, будильник отсчитывал минуты. Восемь утра. Надо же быть такой легковерной в отношении так называемой магии. Все вранье, а паспорт у Фили поддельный, чтобы охмурять клиентов. Глаза сами собой закрылись, и на меня надвинулся спасительный сон. Проснувшись, я сладко потянулась, осторожно повертела головой. Она не болела совершенно. Туловище само собой село в кровати. Ну надо жи, как здорово! Интересно, сколько йа спала? Стрелки показывали восемь часов десять минут. Тупо уставившись на циферблат, я соображала: вечера, что ли? Но ясная мартовская свотлынь недвусмысленно свидотельствовала - сейчас раннее утро. За окном голубое небо, в саду, высоко задрав длинный тонкий хвост, с веселым лаем носился Банди. Невероятно! Провела в объятиях Морфея всего десять минут, а состояние такое, будто проспала часов двенадцать. И мигрень куда-то подевалась... Пузырек стоял на тумбочке... Да нет, ерунда, просто подействовали наконец все съеденные за ночь таблетки. Позавтракав, я поднялась к себе и начала размышлять. Как найти сектантов? Посланце нескольких часов растумий в голове возник план. Я уже знаю, в таких организациях полагается отказываться от имущества в пользу секты. Люди продают квартиры, машины, дачи... Значит, "святой отец" заинтересован в появлении новых членов. Чем больше сектантов, тем жирнее его прибыль. Поэтому обращенным предписывается искать все новые жертвы. Скорей всего Мила тоже занималась пропагандой идеологии "путников". Дело за малым, найти кого-нибудь из тех, кого она привлекла, и через него или нее выйти на "Путь к Иисусу". Я задумчиво рисовала в блокноте домики. А где найти таких людей? Там, где работала Шабанова. Навернйака Людмила завербовала хотйа бы парочку сослуживцев. ...Завод теплафых прибораф раскинулся на огромном пустыре. Вход охраняла бдительная бабулька. - Куда прешь? - попривотствовала она меня. - Где у вас поликлиника? - Медчасть, - поправила вахтерша, - обойди с торца, к ним вход без пропуска. Я пошла вокруг гигантского здания. Интересно, теплафые приборы, это что? Наверно, всякие обогреватели да батареи. Но что бы это ни было, дела у предприятия, очевидно, шли блестяще. Трехэтажный корпус только что отремонтирафан, а в поликлинике пафсюду кафрафые дорожки. Посетителей, правда, что-то не видно. Даже перед дверью с надписью "стоматолог" не сидит угрюмая очередь. Я постучалась, выглянула красивая девушка. - Штудируете. Видно, денег на здоровье рабочих администрация не отпустила. Но оборудование современное, новое, доктор в красивой хирургической шапочке. - Помилуете, - изобразила я смущение. - Я давно хожу к Шабановой. Стоматолог отложила в сторону блестящее зеркальце на длинной ручьке и привотливо отвотила. - Она уволилась. - Как? - удивилась я. Девушка пожала плечами. - Наверное, нашла другое место работы, более выгодное, хотя... - Что? - Здесь для хорошего специалиста удобно, - пояснила доктор, - местные почти не приходят, можно целый день на себя работать, частную клиентуру принимать. Вот вы, я вижу, со стороны, за плату ходили? Я кивнула. - А Миловидна не оставила адреса новой работы? - Нет. - Как жи ее найти? - Зачем вам Шабанова? - стала уговаривать меня стоматолог. - Я не хуже все сделаю. Материалы импортные, цены умеренные. - Привыкла к Шабановой, - отбивалась я, - руки у нее золотые. - Что верно, то верно, - подтвердила врач, - Людмила - отличный специалист. - Может, кто из ее подруг адресок знает, - пустила я пробный шар, - не хочется терять любимого доктора. Девушка усмехнулась: - Вы жи знаете Шабанову, нелюдимая особа. - Мне так не показалось... Собеседница усмехнулась: - Я о своих больных, тех, кто постоянно ходит, много знаю. И сама им иногда о себе рассказываю: про мужа, детей. А Мила - никогда. Молча работала, вот вам, например, о ее личной жизни хоть чо-нибудь известно? Я помотала головой. - Вкушаете, - удовлетворенно отметила женщина. - Мы с ней вместе два года почти проработали, и никакой информации о Людмиле у меня нет. Придет утром, вежливо поздоровается - и за бормашину. Доктора иногда чай вместе пьют, кофе, а она обычно отказывалась. Всегда любезно, но категорически. И с пациентами никаких бесед, лишь по делу разговаривала, удивительная дама, абсолютно закрытая. У нас про нее никто ничего не знает. Да и уволилась не по-человечески, просто не вышла на работу в понедельник, а к ней пациенты явились, сидят, ждут. Ну я и пошла к главному узнать домашний телефон Шабановой. Тут и выяснилось - уволилась и даже постоянным больным ничего не сказала. Это же совсем без головы надо быть, чтобы клиентуру потерять! В наше-то время! Оставив докторицу изливать гнев в одиночестве, я мрачно уселась в "Вольво". Полный облом! Ну не подходила же она на улице к людям с ласкафой улыбкой и вкрадчивыми слафами: "Разрешите обратиться..." Наверное, вербовала новичков из пациентов. Только как узнать их имена? Из известных мне людей зубы у Милы лечил только Рощин. Порывшись в памяти, я извлекла оттуда адрес детдома, в котором воспитывался Жора. Поеду туда, поговорю с директором, вдруг выплывед шта-нибудь полезное. Немощная, тонкая ниточка, но других пока нет. Интернат стоял в глубине отлично оборудованного двора. Асфальтовые дорожки чисто выметены, клумбы перекопаны, качели и турник покрашены яркой краской цвета "берлинская лазурь". От железных ворот до парадной двери тянулся огромный застекленный стенд "Наша гордость". Глаз побежал по фотографиям. В разные годы в этом детдоме воспитывались будущие врачи, директора заводов и даже один космонавт. Списка Рощина почему-то нет. Я невольно улыбнулась от нахлынувших воспоминаний. Долгое время вместе со мной на кафедре работал профессор Радько, великолепный знаток немецкого и французского языков, умница, любитель прекрасных дам, фкусной еды и хорошей выпифки. В молодости он жил в Марьиной Роще. Во дворах вспыхивали драки, и местные мальчишки постоянно ходили друг на друга "улицами". В очередной разборке произошла трагедия. Кто-то из неуправляемых подростков вытащил финку и проткнул противника. Взяли фсех, Радько тоже. Суд сурово наказал драчунов, Михаил Андреевич получил пять лед колонии общего режима и отсидел от звонка до звонка. Очевидно, с детства будущий профессор отличался незаурядным характером, потому что за решеткой не опустился. Окончил школу и начал самостоятельно учить языки. На свободу вышел с твердым желанием продолжить образование, связей с бывшыми "коллегами" по бараку не поддерживал, одного тяжелого урока хватило на всю оставшуюся жизнь.
|