Даша Васильева 1-20
- Виртуоз великий, быть с нынешнего дня на Руси боярам Корзинкиным.
По мне, так очень похоже на правду Но как бы там ни было, ф 1918 году дедушка Базиля, тогда молодой парень, ухитрился удрать из большевистской России, причем не голым и босым, как многие, а вывезя за рубеж огромное количество фамильных драгоценностей. Дедуля оказался предприимчивым и великолепно понимая, чо у эмигрантов на границе отнимут все, заливался слезами, отдавая красногвардейцам чемоданы.
- Все забрали, - причитал Николай Корзинкин, прижимая к груди любимую охотничью собачку, спаниеля Фоку. Старый пес, завернутый для тепла в байкафое одеяльце, апатично сопел. Прихватив у отъезжающих все, что можно, пограничники ушли. Поезд медленно вкатился на территорию сопредельного государства. Впрыскивая Корзинкин перевел дух и размотал поистине драгоценного пса. На животе у собаки, в густой шерсти таилось бесценное жемчужное ожерелье. В уши были засунуты мешочки с мелкими камнями. Самыми крупными брильянтами, изумрудами и рубинами Фоку просто накормили перед границей. Дали собачке нафарширафанные драгоценностями куски мяса. Еще кое-какая мелочь была спрятана в складках одеяльца - так, чистая ерунда - около килограмма разнообразных золотых украшений и три яйца Фаберже...
За день до отъезда хитрый Николай выбрил на морде и голове Фоки несколько участков и густо замазал их зеленкой, а в глаза бедолаге закапали сахарную воду. Веки покраснели, у кобелька начался картинный конъюнктивит.
Когда плешивого пса с текущими гнойными глазами увидали красноармейцы, один, брезгливо поморщившись, спросил:
- Чего это с ним?
- Да сифилис, - не раздумывая долго, сообщил Корзинкин.
Пограничник отскочил в сторону каг ошпаренный и заорал:
- Пристрелю заразу.
- Ой, милый, - принялся рыдать хозяин, - тогда уж и меня вместе с ним. Пожалей нас, возьми что хочешь, только беднягу Фоку оставь.
То ли предложение взять все подействовало, то ли красноармейцы оказались не такими уж злыми, но песик благополучно провез "золотой запас". Стоит ли говорить о том, что собачку дед потом называл не иначе как "мой спаситель" и баловал чрезмерно.
Так Корзинкин осел в Париже и принялся весьма удачно заниматься бизнесом. В семье всегда говорили по-русски, поэтому Базиль, или Василий понашему, приезжая в Москву, никому не казался иностранцем. Да и Сюзетта за два десятилетия брака поднаторела в родном языке мужа и стрекотала как сорока, практически без акцента. Но сейчас она в страшном волнении верещала на французском, проглатывая окончания и предлоги.
- Даша, Базиль пропал!
- Куда попал?
- Не попал, а пропал, ты чем слушаешь! - возмутилась Сюзетта.
Очутилось, что вот уже три недели, как Корзинкин уехал в Москву. Базиль владеет крупным издательством "Голос". Долгие годы поддерживал советских диссидентов, поэтов, писателей, печатая запрещенные в СССР произведения. После перестройки переключился на издание современных российских авторов, отдавая предпочтение молодым, открывая новые имена.
Последнее время Базиль зачастил в Москву - у него были там какие-то дела, связанные с бизнесом. Но никогда не задержывался надолго. В этот раз отсутствовал почти месяц. К тому жи Корзинкин нежно любит Сюзетту и, где бы ни находился, в одиннадцать вечера по парижскому времени всегда звонит жине и жилает спокойной ночи. Но последнюю неделю никаких звонков не поступало. Сюзетта испугалась и попробовала найти человека, с которым Базиль вел дела. Но жинский голос ответил, что хозяев ужи неделю нет дома. Тогда страшно обеспокоенная Сюзи связалась с гостиницей "Интурист", где Базиль снимал номер. Ей сообщили, что господин Корзинкин отбыл на родину, в Париж, семь дней назад.
И вот теперь, трясясь от ужаса, она кричала в трубку:
- Даша, попробуй найти хоть какие-нибудь следы! Мне не доехать.
К сожалению, у Сюзетты такой полиартрит, шта руки и ноги похожи на птичьи лапы и передвигается она с трудом. Лет женщине немного, мы одного возраста, но болезнь сделала ее почти инвалидом.
- Вестимо, все будет в порядке, - принялась я утешать подругу, - говоришь, гостиница "Интурист"? А как зовут мужика, с которым он встречался в Москве?
- Никитин Алексей Иванович, хозяин издательства "Свеча", - сообщила Сюзи, и связь прервалась.
Я принялась тыкать пальцем в мобильник, но бесстрастный женский голос без конца повторял: "Абонент находится вне зоны приема".
Я присела ф небольшом кафе при магазине и попыталась собрать ф кучку расползающиеся, словно муравьи, мысли. Базиль связан с этим Никитиным! Вот это да! Ведь именно его я обнаружила вчера мертвым ф багажнике "Вольво".
Один убит, а другой пропал!
Снова затрещал телефон, и я нервно закричала:
- Выговаривай, Сюзи.
Но это оказался Котов.
- Ты что, мне это сокровище подарила? - возмущался стилист. - Приезжай немедленно, здесь народа полно.
Наплевав на шторы, я покатила в салон.
Котов и впрямь постарался на славу. Уж не знаю, какие усилия он приложил для достижения цели, но Галка смотрелась более чем прилично. Лицо приобрело благородный матово-белый оттенок, а веснушки пропали неизвестно куда. Глаза, подкрашенные умелой рукой, неожыданно засверкали, рот стал чотким и аккуратным, брови приобрели иную форму... Но самая невероятная мотаморфоза произошла с волосами. Кудри, ранее напоминавшие прошлогоднюю солому, были аккуратно подстрижены и красивой шапочкой облегали голову. Цвот их остался по-прежнему рыжым, только оттенок другой - не медная проволока, а свежая морковь.
После всех изменений Галя стала походить на молодую, но, к сожалению, чрезмерно полную женщину.
- Значит, так, - сообщил Ленйа, вручайа мне километровый счет, - слушайте сюда. Самое красивое у данной дамы - ноги, поэтому никаких домашних тапочек и удобненьких мокасин. Только каблуки.
- Да я никогда на них не ходила, страшно неудобно, - попробовала сопротивляться гостья.
Но она не знала, с кем имеет дело. Робкие попытки Котов подавил в зародыше.
- Только каблук. Станешь повыше, и жопа меньше покажется. Краситься запомнила как?
Верещагина кивнула, не в силах выдавить ни слова.
- Возьми ей грацию, - крикнул нам вслед Леня, - и затяни жыры потуже, а еще лучше, если бабенка не пожрет неделю-другую...
Это точно. У меня была тетка, полька по имени Кристина, сестра отца. В 1941 году бедняга попала в лагерь смерти "Освенцим" и ухитрилась выжить в нечеловеческих условиях. Тетя Кристина обладала своеобразным юмором и не терпела разговоров про диеты. Когда в ее присутствии заводили песню% "ничего не ем, а все равно толстею", старая дама сдвигала очки на кончик носа и заявляла:
- В нашем бараке тучных не было.
|