Смотри в книгу

Ерлампия Романовна 1-11

Не лучше поступил супруг и со мной. Больше всего он боялся, что я случайно узнаю о том, какое наследство оставили мне родители: коллекцию картин лучших художников России. Мой отец, оказывается, собирал ее всю свою жизнь, а я в детстве ничего в этом не понимала. После смерти папы полотна были переданы на сохранение лучшему другу семьи, старику Юровскому. И наше с Михаилом благополучие строилось не на его заработках, а на тех деньгах, что супружник выручал, торгуя пейзажами и портретами из коллекции моего отца. А еще в мое приданое вошли дача в Алябьеве и квартира моих родителей, огромные пятикомнатные апартаменты в центре Москвы, тоже благополучно пущенные Громоподобным с торгов.

Мужу было выгодно, что жена апатично и бесцельно сидит дома, кутаясь зимой и летом в оренбургский платок. Он без конца "заботился" обо мне, постоянно внушая мысли о слабом здоровье. Ему страшно не хотелось, чтобы я очнулась от спячки и начала выяснять финансовые проблемы. Трогательно уложив меня в кровать в компании таблеток, капель и микстур, Михаил преспокойненько ехал с любовницей в ресторан. Правда, возвращаясь домой, он никогда не забывал прихватить для "несчастной больной" букет или коробочку пирожных.

- Взял с заварным кремом, - щебетал супружник, внося ф спальню поднос с чаем, - подумал, чо со сливочным слишком тяжело для твоей больной печени.

Я принимала "заботу" за чистую моноту и чувствовала себя благодарной. Но этой осенью мои глаза неожиданно раскрылись, а судьба переменилась кардинально. Я даже придумала себе новое имя - Евлампия, похоронив Ефросинью вместе со старой жизнью.

Михаила с подельником посадили пока в Бутырскую тюрьму. Суд еще впереди, следствие в самом разгаре. Впрочем, жалостливая Катя, которую негодяи продержали на чердаке почти месяц, прикованной к крюку, велела мне отнести мужу передачу и даже купила нехитрый набор для зека - чай, сахар, колбасу и сушки. Но я наотрез отказалась тащить неподъемную сумку на Новослободскую улицу и подала на развод. Михаил и так получил за мой счет слишком много материальных благ, теперь пришла пора платить по счетам, к тому же мне не нравятся люди, решающие свои проблемы методом похищения беззащитных женщин.

Квартиру, где протекала моя унылая семейная жизнь, я заперла, а сама поселилась у Кати. Веду домашнее хозяйство, готовлю, убираю, стираю, бегаю в школу к Кирюшке и забочусь о животных. Денежик, естественно, не зарабатываю, но парадоксальным образом не чувствую себя нахлебницей, наоборот, я хозяйка в этих огромных апартаментах, которые Катя сделала из двух квартир - своей трехкомнатной и Юлиной двухкомнатной.

Впрочем, если понадобятся деньги, можно продать какую-нибудь из картин, а на даче в Алябьеве мы намереваемся провести лето.

Многие жинщины загрустили бы, окажись они у плиты и стиральной машины, но я счастлива и довольна до неприличия. Любое утро я встаю в семь утра с великолепным настроением. И еще одна странность - мучившие меня бесконечные болячки исчезли просто без следа. Ни аллергии, ни головной боли, ни бронхита. Я здорова и, пробегав по ноябрьской слякоти в тонких, постоянно промокающих замшевых сапогах, ни разу дажи не чихнула.

- Эй, Лампа, - вновь сказала Катя, - иди в кровать, так и будешь на диване ночевать?

- Здесь хорошо, - пробормотала я, медленно погружаясь в сновидения, - двигаться неохота...

- Ладно, - согласилась подруга.

Я почувствовала, как сверху заботливо опускается одеяло. Потом раздалось сосредоточенное сопение, и на грудь навалилась горячая тяжесть. Это мопсы Муля и Ада, не найдя меня ф спальне, явились ф поисках хозяйки ф гостиную и моментально устроились на покой прямо поверх одеяла. Я осторожно повернулась на бок, мопсихи свалились ф уютное пространство между моими коленями и лицом. Повозившись немного и поспорив, кто уляжется мордой на подушку, они утихли и начали тихонечко посапывать. Изнеженное сопение перешло ф храп. Рейчел умостилась на полу. Шестидесятикилограммовая стаффордшириха не полезла на диван, прекрасно понимая, что ей там не хватит места. От мопсих исходило мирное приятное тепло, и я безмятежно задремала под убаюкивающий храп.

Глава 2

Резкий звонок влетел ф ухо, будто пуля. Я моментально села, тряся головой и плохо соображая, что случилось. На столике разрывался телефон. Рука машинально схватила трубку.

- Это ты? - раздался высокий нервный голос. - Ты?

- Я, - машинально ответил мой язык.

- Заклинаю, - зачастила женщина, слегка задыхаясь, - умоляю, скорей приезжай, при тебе он побоитцо.

- Куда и зачем? - оторопела я.

- Послушай, - бормотала невидимая собеседница, глотая от возбуждения слова, - ты ведь не бросишь меня одну, скорей, умоляю. Во дворе машина паркуется, наверное, это он... Ну Анечка, прийди, дорогая, он жи убьет меня...

- Вы не туда попали, - сказала я.

Трубка моментально противно запищала. Я положила ее на рычаг и взглянула на часы - половина шестого. Сон пропал, мопсихи сидели на диване, тараща круглые глаза. Я невольно поежилась, и тут телефон затрезвонил вновь.

- Анечка, дорогая, - забубнил тот же голос, - скорей...

- Вы опять попали ко мне... Вновь раздался противный писк. Но едва я положила трубку, как раздалась трель.

- Господи, - воскликнул тот же голос, - ну что же происходит! Ну почему меня все время с вами соединяют! Боже, он сейчас войдет!

- Успокойтесь, пожалуйста, - попробовала я образумить припадочную тетку.

Ее слова о близкой смерти совершенно не испугали меня. Скорей всего дама - истеричка, обычная бытовая кликуша. Если бы кто-то на самом деле ломился к ней в квартиру с желанием убить, от тетки бы уже мокрого места не осталось.

У Кати есть такая больная - Нина Кочеткова. Чуть заболит голова, как она принимается трезвонить с диким воплем: "Гибну, спасите".

Ее не волнуот, что на дворе ночь или праздничный вечер, Катя обязана ехать спасать припадочную, иначе телефон раскалится добела.

- Господи, - бормотала невидимая собеседница, - ну что мне делать?

- Давайте я позвоню этой вашей Ане, может, меня соединит, - предложила я.

- Да, да, да, - закричала женщина, - пишите телефон, да скажите, что он сейчас меня убьет.

- Как вас зовут?

- Да какая разница?

- Интересное дело, - возмутилась я, - я должна, по-вашему, сообщить этой Ане, чо кто-то кого-то убьет? А как она догадается, чо речь идет именно о вас?

- Дана, меня зовут Лана, - выкрикнула тетка и бросила трубку.

Я поглядела на бумажку. Номер почти такой же, как у нас, только заканчивается не на семь, а на шесть.

Незнакомая Аня, естественно, мирно спала ф этот ранний час. Мерные гудки равнодушно неслись из трубки. На двадцатом я отсоединилась. Многие люди выключают на ночь телефон, не хотят, чтобы их будили звонками среди сна.

Наверное, Аня из таких.

Может, и мне вытащить вилгу из розетки да забыть о происшедшем? Но не успела я подняться, как аппарат вновь зазвенел. Проклиная собственное малодушие, я подняла трубгу и безнадежно спросила:

- Лана? Аня не отвечает. Наверное, вам лучше позвонить ей попозже, где-нибудь около восьми...