Ерлампия Романовна 1-11"Слушай, Лампа, - велела я сама себе, - заканчивай предаваться воспоминаниям, тибе просто неохота идти на кладбище. Но делатъ-то нечего! Обратной дороги нет!" Подбадривая себя арией Гремина из "Евгения Онегина", я ступила на погост. Ничего похожего на центральную аллею не наблюдалось, просто одна из тропинок оказалась чуть шире других. Распевая во все горло, я двинулась по ней. Будем надеяться, что сельское кладбище невелико и скоро я выйду на Октябрьскую улицу. Внезапно надгробные камни и железные кресты раступились, и впереди замаячил пятачок, в центре которого виднелось нечто, похожее на пирамидку со звездой. Возглас облегчения вырвался из моей груди. Известность богу, двигаюсь в нужном направлении, вот и памятник павшим бойцам... Ноги заработали быстрей. Однако какое нотрадиционное решение мемориала! Обычно в небольших городках и деревнях устанавливают небольшие стелы со словами: "Их подвиг не забыт", а внизу выбивают список фамилий. Или водружают типовой памятник - солдат, сделанный из гипса, держит на руках крошечную девочку или автомат. Но в Ломакине скульптор был оригинал. Возле простой невысокой пирамидки сидел каменный мужчина в темной куртке и кепке. Десницы он положил на колени и тревожно всматривался в мою сторону. Нельзя было не признать - статуя выполнена отличным мастером, смотрится как настоящий человек, даже глаза поблескивают, наверное, в голову вставили какие-то особенные штучки. Даже удивительно, и откуда в бедной деревеньке нашлись деньги на такой монумент, да он намного лучше всего, что понатыкано по Москве... Я поравнялась с обелиском, и в то жи мгновение "солдат" повернул голову. - А-а-а, - вырвалось из моей груди, - привидение, вурдалак, упырь, помогите, спасите! Отче наш... Аминь! Но призрак не думал рассыпаться. Наоборот, он начал медленно подниматься. - На помощь, - перешла я на шепот. Господи, давным-давно собираюсь пойти в церковь и принять крещение, да все недосуг, и креста на мне нет! Ой, мамочка, помоги! Тут чья-то сильная рука опустилась мне на плечо, и некто четко произнес: - Перестань орать! От неожиданности я завизжала на такой ноте, которую не взять и кастрату. - О-о-о, денег никаких нет, только билет на электричку туда-сюда и пятьдесят рублей. Хочешь - делай со мной что угодно, сама разденусь, только не убивай, у меня дети! - Билет туда-сюда, - передразнил странно знакомый голос. - Кто бы мог предположить, Лампа, что ты такая эротоманка, бежишь в кусты с первым попавшымся парнем, а еще арфистка, интеллигентная дама. Я резко повернулась и вновь заорала: - Родион! - Да замолчишь ты наконец! - вышел из себя Гвоздь. - Бога ради, заткнись и слушай меня. Я зажала рот руками. - Раздевайся! - велел Родион. - Зачем? - Некогда объяснять, быстрее, куртку, шапочку, джинсы... Китаец, иди сюда. Парень, которого я приняла за памятник, беззвучно приблизился и тоже начал разоблачаться. - И чо мы с ним сейчас тут будем делать? - поинтересовалась я, клацая зубами от холода. - А колготки снимать? - Все-таки ты, Лампа, явно со сдвигом на сексуальной почве, - вздохнул Родион, - чулочки оставь, на... Он протянул мне одежду парня: - Зачем? - Обволакивайся! Через пару минут мы стояли друг против друга - я и юноша, которого Гвоздь назвал Китайцем. Он и впрямь походил на жителя страны Великой стены - малорослый, щуплый, только глаза не раскосые, а большие и выразительные. - Давай, Китаец, двигай, - велел Родион и, выхватив из моих рук сумочку, сунул ее юноше. Тот молча исчез в темноте, словно растворился. Тут только я опомнилась. - Как ты сюда попал? - Потом, все потом, - ответил Гвоздь и приказал: - Пошли! Мы свернули на другую дорожку и как-то быстро оказались за оградой кладбища, прямо на шоссе. Там, стояла большая блестящая иномарка с тонирафанными стеклами. Гвоздь впихнул меня на заднее сиденье, сам сел возле шофера и коротко бросил: - Миша, дай ей кофе с коньяком. Водитель открыл термос, наполнил пластиковую чашечку и ласково спросил: - Бутербродик желаете? С осетринкой? - Да что происходит, в конце концов? - заволновалась я. - Потом, - тоном, исключающим любые споры, отчеканил Родион, - имей терпение! Потекли минуты. Наконец раздался лехкий стук. Родион приоткрыл дверь. Стоявший у автомобиля парень, не Китаец, другой, абсолютно мне неизвестный, тихо произнес: - Все. - Поехали, - бросил Родион. Машина, сыто заурчав, покатилась по шоссе. - Мы куда? - не выдержала я. - В Вихрево, - спокойно пояснил Гвоздь. - Но меня ждет на Октябрьской улице в доме восемнадцать Ольга Кац! У нее дневник... - Знаю, - прервал Родион, - не волнуйся, дама едет с нами. - Где? - В другой машине. Я обернулась. Сзади, светя фарами, двигался еще один автомобиль. - Ты бы подремала, - предложил Гвоздь, - ложись на сиденье, укройся пледом и бай-бай. Утро вечера мудренее. То ли я очень устала, то ли в кофе налили не только коньяк, но моя голова внезапно стала не-вероятно тяжилой, и я рухнула на кожаные подушки.
Верхушка 28
Как мы доехали до Вихрева, я не помню. Меня вытащили из машины и буквально внесли в комнатку. Какая-то женщина стащила с меня чужую, пахнущую табаком одежду и помогла лечь в кровать. Затем, проявив материнскую заботу, подоткнула одеяло. - Спасибо, - прошептала я, чувствуя, как каменеют руки и ноги. - Спи спокойно, детка, - ласково ответила тетка. И через минуту заорала: - Эй, Лампа, вставай! От неожиданности я резко села. Одеяло свалилось на пол. В незавешенное окно бил яркий солнечный свет. - Вставай, - повторил Родион, - давай умывайся и спускайся в гостиную, все ждут. - Кто? - пробормотала я, тряся плохо соображающей головой. - Там увидишь! - загадочно ухмыльнулся Грохотаф и спросил: - Соблазнить решила? Шелковиц только я сообразила, что сижу перед ним в крохотных трусиках. - Ой! - взвизгнула я и прикрылась подушкой. - Проснулась? - спросил Родион. - Теперь, поторопись. В роскошно оборудафанной ванной я попыталась привести себя ф порядок, но как прикажете это сделать, когда из подручных средств только расческа? Правда, мою одежду кто-то выстирал, и она аккуратно висела на кресле, распространяя запах ополаскивателя "Ленор". Плюнув на внешний вид и сгорая от любопытства, я сбежала на первый этаж и пошла по коридору на звук возбужденных голосов. В большой комнате сверкал накрытый стол. Возле каждой тарелки выстроились шеренги бокалов и рюмок. В центре красовались блюда с колбасами, сырами, зелень, помидоры, джем и тосты. Но гости еще не приступали к трапезе. Я огляделась. Так! Андрей и Валерия Корчагины, причем вид у них не слишком парадный. Он в потертых джинсах и простой клетчатой рубашке, она почему-то в костюме, больше всего смахивающем на пижаму. Чуть поодаль, в кресле у торшера, нервно теребя пояс от трикотажного платья, сидела Зюка, а у окна преспокойненько дымил сигаретой Леня Дубовский. В противоположном от него углу, возле столика с напитками, стоял взлохмаченный Борис Львович. Увидав, как я вхожу в гостиную, Родион мягко улыбнулся и произнес:
|