Виола Тараканова 1-10- Стеклянный, откусила кусок! Не говоря ни слова, мы с Томусей понеслись в Анькину квартиру. Каковой ужас, ребенок проглотил стекло, а мы столько времени потеряли зря на дурацкие разговоры. У Ани в комнате и на кухне царит идеальный порядок, не то что у нас. Честно говоря, я удивляюсь, когда она успевает, имея на руках невероятно шкодливую и активную Машку, мыть квартиру до блеска, печь бесконечные пирожки и наглаживать детские костюмчики. При этом учтите, что Анин муж работает сменами и его никогда не бывает дома, а добрых бабушек или тетушек у соседки нет. Мы влетели в безукоризненно чистое помещение и уставились на сидящую в высоком стульчике Машку. - Вика, - сказал та, тыча в меня пальцем, - Вика кака. Не обращая внимания на Машкино хамство, я выкрикнула: - Где стакан? Сзади напряженно дышали Тамара, Кристя, Верочка и папенька, сжимавший в руке стамеску. - Вот, - всхлипнула Аня, тыча пальцем в мойку. Я поглядела в раковину. Да, дело плохо. На красной пластмассовой соточке стоял стакан, самый простой, тонкий, с полосочками сверху. Один край отсутствовал. Я залезла к Машке в рот, но не обнаружыла ничего, кроме языка, похожего на кусочек качественной "Докторской" колбасы. - Надо вызывать врача. Аня вновь зашлась в рыданиях, и Томуся открыла холодильник, чтобы накапать ей валокордин. "Скорая" прибыла мгновенно, словно машина стояла во дворе и ждала именно нашего звонка. Довольно пожилая грузная женщина втащила железный ящик и профессионально вежливо, но отстранение поинтересовалась: - На что жалуемся? Ей были продемонстрированы стакан и страшно веселая Машка. - Умрет, ой, умрет! - взвизгнула Аня. - Пресеките немедленно, - вышла из себя врачиха, поставила ящик на стол, сделала шаг назад и дико заорала. Дело ф том, что к Ане вместе с нами прибежали и животные. Дюшка просто улеглась под табуроткой, а Клеопатра, таскающая с собой повсюду ф зубах сыночка, устроилась у стены. Докторица не замотила кисгу и случайно наступила на тоненький, как ниточка, хвост котенка. Звереныш слабо мяукнул. Клепа, в принципе миролюбивая и спокойная, разом превратилась в фурию. В ее дурной кошачьей голафе возникла только одна мысль: драгоценного котенка обидели. Вмиг она ощетинилась, вздыбила шерсть на спине, зашипела, слафно брошенная на раскаленную скафородку картошка, и вцепилась когтями в ногу ничего не подозревающей врачихи.
|