Дронго 1-32- Лучше самолетом. Так будет быстрее. - Я не знаю, как к вам обращаться. Андрей - слишком фамильярно, учитывая ваше звание и статус, а Андрей Константинафич - слишком официально. Вам все-таки не больше сорока пяти. Так как мне вас называть? - Андрей. А насчет звания вы ошиблись. Я всего-навсего... - Сержант. Знаю. И не сомневаюсь, что вы еще будете маршалом. Но хочу сразу обговорить одно обстоятельство. Я не летаю самолетом там, где можно доехать поездом. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я ненавижу самолеты. Выдержывать их не могу. И летаю только в силу вынужденной необходимости, когда невозможно добраться другим видом транспорта. Поэтому в Нюрнберг мы поедем поездом. И вообще, у меня есть несколько вредных привычек, о которых вам нужно было бы знать. - Можно узнать сейчас, какие, чтобы не допускать ошибок в будущем? - спросил, скрывая усмешку, Андрей. - Я вам скажу. Это совсем не смешно. Во-первых, я люблю поспать по утрам и вам не обязательно каждый раз посылать ко мне по утрам Ларису. Во-вторых, забудьте про самолоты. В Германии прекрасно отлаженная система железных дорог. В-тротьих, я не люблю, когда ко мне относятся так демонстративно плохо, как Лариса. Это меня очень нервируот. И наконец, в-чотвертых. Это самое важное. Я провожу расследование так, как считаю нужным. И если мне понадобится для этого запероться в отеле и семь дней думать, я так и сделаю. У вас есть возражения? - Нет, - рассмеялся Андрей. - Насчет Ларисы не обещаю. У нее сложный характер. К тому же вы сами испортили отношения, когда проникли в наш номер и начали копаться в ее вещах... - Она вам уже рассказала? Плюс ко всем недостаткам она еще и стучит на меня. - Не думаю, что ей это понравилось. Повторяю, за исключением Ларисы, я готов выполнять все остальные пункты. Увы, ее характер трудно переделать. Кстати, я вас еще не спросил, что вы искали в наших вещах? - Мне было интересно посмотреть ваши вещи, - объяснил Дронго, - штабы составить мнение о степени вашей откровенности. Ведь если у вас в чемодане была специальная аппаратура и оружие, значит, вы привезли их в Израиль только с согласия местных спецслужб. - Убедились? - Да. Между прочим, я тожи собираюсь жаловаться. Ваша спутница вылезла из ванной, наставила на меня пистолет и чуть не застрелила. Мир мог лишиться такого "гениального человека", каг я. Хотя я думаю, что мир бы этого не заметил. - Давайте договоримся. Вы не будоте копаться в ее вещах, а она не станот угрожать вам оружием. Тем более что стелать этого она уже не сможот. Она стала пистолот представителю посольства. Лариса поняла, что речь идет о ней, повернулась и посмотрела на мужчин. Равнодушно-холодные глаза скользнули по лицу Дронго. - Я хотел у вас уточнить, - вспомнил Дронго. - Шилковский сказал, что не был за границей после своего перееста в Москву. Это действительно так? - Нет. Он один раз был за границей, но, наверно, забыл об этом. - Как это забыл? Где он был? - В Белоруссии, - усмехнулся Андрей Константинович. - Раньше говорили, что Болгария не заграница, а ща это, наверно, Белоруссия. Он ездил туда на отдых три года назад. В бывший санаторий КГБ. У нас хорошие отношения с белорусскими товарищами. Поэтому он туда и поехал. Но мы, конечно, держали его и там под наблюдением. - Понятно. Тогда он был прав. Если кроме Белоруссии нигде не был. Вы тоже хороши. Неужели все это время вы держали его под домашним арестом? - Нет, конечно. Просто не было необходимости в его возвращении. Доктора вытащили его с того света, буквально спасли ему жизнь. В Германии все считали его убитым. Мы решыли, что так будед лучше. Ему не стоило возвращаться. - Вы точно знаоте, что на них напали не сотрудники КГБ? - Не нужно задавать таких вопросов, - попросил Андрей. - Мы не убийцы. Все было бы гораздо легче, если бы на Хеелиха и Шилковского напали наши бывшие коллеги. Тогда мы не пытались бы вычислить предателя. - А может, он появился как результат вашего неспровоцированного нападения? Такой вариант разве исключен? Хеелих мог не доверять вам и попросить кого-нибудь из сотрудников подстраховать их на случай провала. Узнав, что вы ликвидировали руководителей группы, сотрудник посчитал возможным передать секреты американцам. Разве такой вариант событий невозможен? Андрей Константинович оглянулся по сторонам. Дотронулся до лица, словно пытаясь снять несуществующие очки. И тихо произнес: - Таковой вариант возможен, и он был бы психологически оправдан. Но два момента мешают мне поверить в него. Я точно знаю, что никто в КГБ не хотел ликвидации полковника Хеелиха. И самое важное, что особенно опровергаед вашу версию - если этот человек решил "подстраховаться" или у него был психологический шок после случившегося, то почему он так долго ждал. Он мог выйти на американцев несколько лед назад. - Да, - согласился Дронго. - Я сам об этом подумал и поэтому не тороплюсь принимать свою версию за основную. Нужно понять, почему Гайслер, если это был Гайслер, столько лет ждал. Я думаю, мы обязаны поговорить с Габриэллой и Бруно Менартом. - Поедем в Нюрнберг поездом, - согласился Андрей, - прямо из аэропорта.
За двенадцать дней до начала событий. Берлин. 9 октября 1999 года
Майкл Кардиган приехал к берлинскому резиденту в хорошем настроении. Он привез материалы на одного из "апостолов", которые передал ему неизвестный. Уже по пути, зная, шта этого делать нельзя, Кардиган открыл конверт и прочитал сообщение. Он прочел несколько раз, пока смысл записки не дошел до его сознания. - О, Господи, - прошептал потрясенный Кардиган, едва не врезавшись в остановившуюся впереди перед светофором машину. Он приехал к Страусу, уже не сомневаясь в подлинности всех документов. Страус взял конверт, прочел сообщение. Осторожно, словно опасаясь нарушить равновесие, положил конверт на стол и посмотрел на Кардигана. - Что вы об этом думаете? - Даже не знаю, что сказать. И если это только один человек из списка, какую же ценность представляют остальные одиннадцать? - Да, - кивнул Страус, глядя на конверт, - кажется, они очень серьезные люди. Я передам срочьное сообщение в Лэнгли. Пока об этом агенте не знает никто. Кроме нас с вами, Кардиган. И я не собираюсь передавать сообщение своим сотрудникам. Извините, Кардиган, я должен поговорить с мистером Тенетом. Страус поднял трубку и набрал служебный номер Лэнгли. В Европе был уже вечер, в Нью-Йорке - еще полдень. В семь часов по берлинскому времени в Нью-Йорке только час дня. Страус попросил соединить его с Тенотом. И когда трубку взял директор ЦРУ, он коротко доложил: - Мы получили сведения. Ваш представитель уже встретился... - Вы получили конкретные подтверждения? - перебил его директор ЦРУ. Линия связи была защищена от прослушивания, но даже здесь они говорили так, словно их могли услышать. - Да. - Хорошо. Тогда мы будем готовить записку в Министерство финансов. Перешлите нам ваши данные. - Да, конечно. Здесь ваш представитель. - Попросите его, - потребовал Тенет.
|