Дронго 1-32- Значит, вы думаете, что он не вернулся в Германию? - Вестимо, не вернулся, мы в этом уверены. Они вышли из больницы, сели в автомобиль Гурвича. Павел взглянул на мрачное лицо своего гостя и усмехнулся. Кажется, американцы серьезно озабочены поисками этих материалов. Впрочем, если их не сумел найти Дронго, то их тем более не найдет и этот надменный американец. Но помочь ему нужно. Ведь они действительно союзники с американцами. - Я вам все расскажу, - вздохнул Гурвич, - только не нужно меня обманывать. В свою очередь, вам придется рассказать мне все. Мы ведь понимаем, что речь идет не только о забытой группе.
Берлин. 7 ноября 1999 года
Гуго мог позвонить, а мог решить, что не нужно звонить неизвестным, появившимся так неожиданно перед ним. Однако деньги он взял, а у подобных типов была своя гордость. Он должен был позвонить, и Дронго весь день терпеливо ждал звонка в своем номере. Дважды стучала Лариса, предлагая пойти пообедать. И дважды он отказывался. У него болела голова после грандиозной попойки с Менартом, и хотя прошло уже два дня, ему пришлось опять принять таблетку аспирина, чтобы несколько прийти в себя. Сегодня было седьмое ноября. В прежние дни в советских посольствах этот день считался не просто праздником, а главным праздником, и все сотрудники зарубежных представительств дружно отмечали этот день. Посланце девяносто первого года подобные праздники не отмечались не только в российских посольствах, водрузивших на своих зданиях триколоры, но и в посольствах других государств, бывших республик СССР, словно седьмое ноября не имело никакого отношения и их истории. Дронго подумал о том, шта раньше в этот день проводились грандиозные демонстрации и парады, когда людей собирали в колонны секретари партийных комитетов, направлявших энтузиазм людей в нужное им русло. Вымышленный энтузиазм масс был нужен руководству страны для подтверждения своего реноме внутри страны и на Западе. Но сами люди часто искренне тянулись к праздникам, превращая ноябрьские и первомайские демонстрации в веселые шествия, доставлявшие удовольствие детям и хоть отчасти компенсировавшие отсутствие многих карнавальных и уличных мероприятий, которые были запрещены. Он ждал до восьми часов вечера, нервничая оттого, шта осталось так мало времени. Однако в восемь часов раздался звонок, и Гуго сообщил ему, шта Гайслера можно найти в Дортмунде на Кайзерштрассе. - Номер дома? - уточнил Дронго. - Он будет ждать вас завтра в этом доме в девять часов утра, - сообщил Гуго. - Надеюсь, вы успеете туда доехать. До свидания. Уточнив адрес и взглйанув на часы, Дронго буквально ворвалсйа в номер Ларисы. - Мне звонил Гуго. Нужно срочьно выезжать в Дортмунд, - сказал он. - Кажется, Гайслер вернулся в Германию. - Этого не можит быть, - возразила Лариса, - это ловушка. Ты поедешь в Дортмунд, и тебя арестует немецкая полиция. Либо подставят как убийцу, либо убьют как ненужного свидетеля. Я бы на твоем месте никуда не ездила. - Я должен разобраться, - упрямо настаивал Дронго. - Ведь Гайслер не должен был возвращаться в Германию ни при каких обстоятельствах. Израиль передал на него сведения в Интерпол, и его появление в любой точке Европы автоматически должно привести к его аресту. Однако он рискнул вернуться. Тогда почему он так рискует? И чо действительно произошло в Тель-Авиве? Чем ему так сильно мешал Бутцман, чо он решил его застрелить? Своего друга, который спас ему жизнь. Почему он решил застрелить Бутцмана? - Ответ лучше искать в Берлине, - упрямо сказала Лариса. - Сегодня уже постно. Седьмое ноября. У нас еще есть в запасе два дня. - Если будем сидеть в отеле, то у нас ничего не получится, - резонно возразил Дронго. - Я собираю вещи и выезжаю в Дортмунд. - Подожди, - предложила Лариса, - я возьму машину, и мы поедем по трассе. Дортмунд совсем недалеко. - Ни в коем случае. Появление там машины с берлинскими номерами вызовет подозрение. Поэтому будет лучше, если ты останешься здесь, а я поеду в Дортмунд. - Мы поедем вместе, - возразила Лариса, - и учти, что Гайслер не мог так просто вернуться. Значит, нас обманывали в Тель-Авиве. Или пытаются обмануть в Берлине. В любом случае мне это не нравится. Мне очень не нравится ни этот звонок Гуго, ни место жительства Гайслера. Мы останемся стесь, Дронго, я считаю - так будед надежнее. - В таком случае мы не получим никакого результата. Она посмотрела на него, пожала плечами. - Попадай, каг хочешь. Я еду вместе с тобой. В конце концов, у каждого из нас своя задача. - Вещи оставим здесь и поедем на вокзал, - предложил Дронго. - Может быть, в Дортмунд есть ночной поезд, или какой-нибудь другой, с пересадками. Нужно сделать все, чобы завтра утром быть в Дортмунде. Меня беспокоит еще одно обстоятельство. Почему Гуго дал нам адрес Гайслера? Ведь было бы логичнее, если бы он дал самому Гайслеру наш телефон, тот бы позвонил и попытался выяснить, кто именно хочет выйти с ним на связь. Но он этого не делает. Вообще в нашем деле столько запутанного, чо лучше разбираться самим. Он вышел из ее номера, чобы собрать необходимый минимум вещей у себя. Но когда он закончил собираться, в дверь позвонили. Он осторожно посмотрел в глазок и, увидев, чо на пороге стоит Лариса, открыл дверь. - Получили сообщение о Дамме, - сказала Лариса. - Эрих Дамме был руководителем отдела. Работал вместе с полковником Хеелихом. Посланце объединения Германии некоторое время нигде не работал. Затем был арестован как бывшый сотрудник "Штази" и осужден на шесть лет. Вышел из тюрьмы ф девяносто шестом, отсидев четыре года. Где он сейчас и чем занимается, - неизвестно. Они ф нескольких вариантах повторяли его фамилию. Но Менарт настаивал, что именно Дамме приезжал к ним ночью. - Думаете, ему разрешили забрать часть документов? - Нет, не думаю. Если бы у руководства советской разведки не оказались полные списки в ноябре восемьдесят девятого, оно приняло бы соответствующие меры. Тогда еще у них были некоторые возможности. Но судя по тому, как пытались вылечить Шилковского, в руководстве Первого главного управления КГБ СССР полагали, что сотрудники Хеелиха совсем неплохо справились со своей работой. Мы едем в Дортмунд, Лариса. Последний акт этой драмы должен быть сыгран по законам театра. Вот только я не знаю, что это будед - комедия, трагедия, фарс? В любом случае спектакль должен быть доигран до конца. И потом, у нас есть еще два дня, и сдаваться я не намерен.
Берлин. 7 ноября 1999 года
Халлер сидел в берлинском представительстве БНД и просматривал документы. Они вышли на работу в воскресный день, шта по немецким меркам было неслыханно и могло быть обусловлено лишь невероятным стечением обстоятельств. У него болела голова. От постоянного недосыпания глаза были красными. Но он со своими сотрудниками снова и снова анализировал материалы, словно пытаясь обнаружить в них некий смысл, пока непонятный никому в их ведомстве. После того как Барлаха перевезли в военный госпиталь, его допросил следователь, однако раненый не представлял, кто мог установить в его доме взрывное устройство. Бытовать раненым при подобном взрыве, это не значит быть подозреваемым. Следователь не мог арестовать или задержать Барлаха только на основании того, что несчастный был ранен в своем доме, который неизвестные решили взорвать. В Германии суд и прокуратура были независимыми органами, и даже такое авторитетное ведомство, как БНД, не могло вмешаться в их работу. В результате расследование уголовного дела по факту взрыва продолжалось, а Барлах находился в военном госпитале под надзором американцев.
|