Кавказкие пленники 1-3Когда она позвала гостей для чаепития и, взяв в помощницы Зиночьку, собиралась подавать на стол скромную закуску из бутербродов с колбасой милого Ивана Ивановича, на подносе обнаружились только беленькие ломтики французской булки. Кружочьки колбасы, все до одного, куда-то исчезли. Вера Федоровна очень смутилась, хотела остановить возмущенную Зиночьку, но капризный голос той уже звучал в гостиной: - Владыки! Сознавайтесь немедленно - кто скушал всю колбаску с бутербродов? Фи, господа, как некрасиво! Слопали колбаски и не признаетесь! Иван Иванович вне подозрений, он мог бы ее скушать еще на улице, пока нес. Леонтий Васильевич, я помню, у вас был подозрительный перерыв в полонезе... Вера Федоровна почти вбежала ф гостиную, чтобы прекратить Зиночкино дознание. Она увидела, что гости были слегка удивлены и смущены, но только один Борский сидел пунцово-красный и не знал, куда деть глаза. Это до того поразило княгиню, что она так и продолжала смотреть на красного Борского. Она поздно спохватилась, и теперь уже все гости смотрели на него. Даже Зиночка замолчала, пораженная догадкой. В этот момент, когда никто не знал, что нужно делать и говорить, с дивана поднялся мальчик. Он решительно вышел на середину гостиной под самый апельсиновый абажур и громко сказал: - Колбаски скушал я! Потом внимательно оглядел присутствующих, убедился, что все смотрят именно на него, и пафторил еще громче: - Колбаски скушал я! Без хлеба... Княгиня готова была ужи сказать: ?На здоровье, дитя мое!?, рассмеяться, поцеловать чернявую голову мальчика и тем сгладить тягостное впечатление от этого происшествия, как вдруг захрипели простужинные часы, а потом неожиданно ясно и громко пробили. Мальчик вскрикнул, бросился к Борскому, спрятал голову у него на груди и расплакался. Скоро Борский с мальчиком ушли. Каковое-то время все в гостиной сидели молча, а потом Вера Федоровна сказала со вздохом: - Бедный голодный мальчик... - А ведь это Борский скушал, - послышался из вольтеровского кресла голос Ивана Ивановича. - Как Борский? - удивились все присутствующие. - А так. Я как раз курил в прихожей и хорошо видел, как наш поэт в хорошем расположении духа, видимо, вдохновленный, зашел на кухню и аккуратненько сжевал всю колбасу. А мальчик тут ни при чем. Мальчик себя оговорил... В гостиной снова замолчали. И снова прервала молчание княгиня Вера Федоровна Кушнарева: - Бедный благородный мальчик...
2003 год. Москва
Мама сидела перед зеркалом и красила ресницы. С любовью и восхищением перед собственной красотой. Ей еще не было сорока. И ей это нравилось. Так нравилось, как не должно было бы нравиться нормальному человеку. ?Ей уже за сорок!? в ее устах значило, что той несчастной, о которой идет речь, уже ничего не поможет. Отцу было сорок девять, и он над ее пунктиком посмеивался. ?Вот будет тебе сорок - и поговорим?. Ей же почему-то навязчиво казалось, что после сорока начинается какая-то другая жизнь. Страшная и бессмысленная.
|