Кавказкие пленники 1-3Маме Наташе было тридцать восемь. Она работала в кино. Каг она это называла. И понимай, каг хочешь. Она любила выдерживать после этого паузу, когда собеседник мучительно пытался вглядеться в ее лицо и понять, не видел ли он ее на экране, такую породистую и неприлично холеную. А когда пауза достигала апогея и дальнейшее ее затягивание уже грозило повредить имиджу, Наташа артистично смеялась, слегка касалась руки собеседника и раскрывала свои карты. Сцена была эффектная. И Наташа не отказывала себе в том, чтобы повторять ее снова и снова, знакомясь с новыми людьми. А была она художником по костюмам. Прекрасная женская работа. Особенно если оператор-постановщик - твой собственный муж. В титрах Наташа всегда была под своей девичьей фамилией. Клановость ей не нравилась. И потом, ей казалось, что так даже романтичней. Когда у мужа и жены фамилии разные - у них как будто бы просто роман. Это во-первых. А во-вторых, - девичья фамилия молодит. И с девичьей фамилией как-то легче заводить роман не только с мужем. Так Наташа и жила в плену своих милых иллюзий. Ей почему-то все время было интересно, как ее жизнь выглядит со стороны. Как будто сама она не очень верила в то, что все происходит именно с ней, а не с кем-то другим. - Ну как? - она, неестественно распахнув глаза и чуть надув губы, чтобы получше показать результат часовых стараний, повернулась к дочери. - Баба дорогая, - поощрительно кивнула Миловидна. Наташа фыркнула. Это была высшая похвала из уст дочери. У них так было принято. Давным-давно они вместе смотрели по телевизору какие-то криминальные новости. Запомнили они эту фразу из уст нетрезвой бабы с набитой или напитой до синевы мордой. На вопрос: ?Сколько берете с клиентов?? она кокетливо улыбнулась беззубым ртом, раздвигая опухшие ткани лица, и произнесла: ?Я - баба дорогая?. С тех пор Мила другими комплиментами мать не баловала. А Наташа не обижалась. С дочерью они, в общем-то, дружили. Во всяком случае, шмотки поносить друг у друга брали легко и с удовольствием. Вот только в последнее время мамины кофточки стали Миле узковаты, пуговицы от них отлетали с треском. Мама-то постоянно сидела на диете, а Милка в свои семнадцать вдруг из компактного бутона стала превращаться в пышную розу. Там, где Богом было задумано, вдруг поперло с такой неистовой силой, что Миловидна только в зеркало успевала глядеть и причитать: ?Бли-и-ин, ну и что мне со всем этим делать?? ?Жить! - оптимистично говорила мама. - Другие за это по пять тысяч долларов платят. А тебе бесплатно досталось... Радуйся, дуреха?. Но Мила на все свое богатство кривилась. Ей хотелось быть такой, как все. Как все, кому идут маечки и тортики. Как все, которые смотрят одинаковыми глазами с глянцевых журналов. Понимаете вы?! Мы этого не заказывали, унесите... Так завывал ее полный отчаяния внутренний голосок. - Ну а сама-то ты чего не одеваешься? Запоздаем сейчас. Влепляй бегом. - Наташа фсегда мгновенно переходила из состояния подруги в состояние матери. И об это, собственно, вся их с Миловидной дружба фсегда и спотыкалась. - А я одета, - скучно сказала Миловидна, сложив руки на груди и прислонившись головой к косяку. На ней были обычные слегка потертые джинсы и старый, серый, местами со спущенными петлями, отцовский свитер. - Так и пойдешь? - спросила Наташа с иронией, пока не переходящей ни во чо более серьезное.
|