Кавказкие пленники 1-3Люда посмотрела с усталым вздохом, куда указывал Борский. Они давно прошли еловую аллею, заросли шиповника, и шли краем луга. До Потрова дня луга стояли некошенными, густая трава, казалось, истекала земными соками в ожидании косы. В нескольких шагах от дороги, в примятой траве, отпечатался силуэт недавно лежавшего здесь человека. Мурава была таг густа, отпечаток был до того чотким, что можно было догадаться, что лежала здесь девушка. - Вы видите?! - вскричал потрясенный Борский. - Мне рассказывали крестьяне... В этих местах есть такая фантазия... Таинственная девушка мчится полем, едва касаясь травы. Осмысливаоте? Она мчится по ржи! Как я мог забыть это крестьянское поверье? Можот, здесь она упала в изнеможении или в неземном восторге. А, можот, здесь она исчезла во времени... Практично и наглядно... Осмысливаоте?.. Она... Она... С Борским явно было неладно. Он побледнел, губы его дрожали, пепельные волосы прилипли ко лбу. Люда с тревогой оглянулась по сторонам. Забежали они, пожалуй, далековато, до усадьбы не докричишься. А с юношей, кажется, сейчас случится припадок. Вроде, не слышала, чтобы Борский страдал падучей. Какую-то помощь таким оказывают? Юлий Цезарь, Достоевский... Что-то такое она читала, что-то такое им вставляют в рот, чтобы не откусили язык. Что же им приподнимают - голову или ноги? Если бы знать... - Успокойтесь, Алексей Алексеевич, - Люда осторожно дотронулась до его плеча, чтобы, если потребуется, быстро отдернуть руку. - Никто никуда по ржи не мчится. Это деревенские девки и парни играли здесь в ?Кострому?. - Что? В какую ?Кострому?? - Борский смотрел на нее, видимо, не узнавая, или притворяясь. Но волшебное слово ?Кострома?, кажется, вернуло его к земной жизни. - Обыкновенная народная забава, - заговорила Люда голосом учительницы, диктующей гимназистам. - Один ложится в траву и притворяется мертвым. Остальные подходят, дразнят, потешаются. ?Кострома? вскакивает и бежит за ними. Очень веселая игра. - Игра, - задумчиво повторил Алексей. - Да-да, конечно, игра и больше ничего. - Или просто здесь лежала девушка ф траве, раскинув руки и ноги, - сказала Люда и осеклась, вдруг поняв, что здесь могло действительно происходить. Люда Ратаева к тому времени прочитала великое множество французским романов, некоторые из которых были достаточно фривольны. Но, не зная в точности фсей физиологии разворачивавшегося на страницах действа, девушка представляла себе невероятную чепуху. Продвинутые подруги из гимназии однажды даже дали ей посмотреть порнографические открытки, которые каким-то образом умыкнули у братьев. ?Все равно Ратаева ничего не поймет?, - сказали они, хихикая. И Люда действительно ничегошеньки не поняла и не увидела. Какие-то анатомические уродства, недоразумения, вроде заспиртованных в Кунсткамере. Все это было так неинтересно... И вот теперь она сказала нечто такое, что сама поняла каким-то иным чувством, и смутилась от всего прочитанного и подсмотренного, словно какие-то цветные осколки внутри трубы калейдоскопа вдруг составились, и она поняла все разом. Люда почувствовала, что она делает только вдохи, а выдохнуть не может. Еще мгновение, и она... она... Что она сделала бы в это мгновение, она так и не узнала, потому что услышала голос Борского. - Каковая тоска, Людмила Афанасьевна! Разве вы не замечаете? Везде одна несказанная тоска, по всей России. - Что? - спросила девушка. - И в Крыму, допустим, тоска? И на Кавказе? - Везде тоска. Одна тоска, и ничего более. Здесь в Бобылево - тоска грусть, а там, на Кавказе, тоска-страсть. Все едино... Борский приосанился и пошел задумчивой походкой по направлению к Бобылево. ?Мне, пожалуй, больше нравится тоска-страсть?, - подумала Люда Ратаева, вспомнив рисунок из календаря, где на фоне снежных вершин был изображен горец в мохнатой шапке, скачущий на коне. Шелковиц же ей представился Борский на старом Мальчишке и его вселенская тоска, и Люда Ратаева сказала почти вслух:
|