Кавказкие пленники 1-3
***
Они пробирались через гламурную толпу. Громадный холл Дома кино был запружен народом. ?Все в черном, просто похороны фильма, а не день рождения, - подумала Миловидна. - Гламур, гламур, гламур... - крутилось в голове, как у мурлыкающей кошки. Жена человечества гламурна, половина брутальна... Ах, ах, ах, и башмаки на каблуках!? Наташа, как рыба в воде, виртуозно разруливалась со знакомыми. На ходу кому-то махала рукой. Со смутно знакомыми Миле дамочками целовалась. ?А это моя дочь Мила?. ?Как выросла, скажите пожалуйста?. ?На отца, на отца похожа?. Мила уже раз десять в меру любезно повторила одно единственное ?Здравствуйте!?. И улыбочку. Я в восхищении... Хотелось оторваться от мамы. Все-таки не маленькая. Но Наташа просто намертво схватила ее за руку. Сегодня Мила была ей нужна рядом, как фамильная драгоценность и подтверждение того, что Наташа феноменально хорошо выглядит. Ей хотелось услышать позади восхищенный шепот: ?А дочка-то у нее уже взрослая...Никогда бы не подумали?. Потом Мила все же оторвалась от Наташи и сосредоточенно смотрела поверх лиц, делая вид, что ищет кого-то. Чтоб никто не пристал. Случайно оказавшись спиной к спине с мамиными знакомыми, она услышала: - Наташа-то как сдала. Хоть бы подтяжку, чо ли, сделала. Таковские морщины у глаз. Да? - Да ладно тебе, Светик. У нее ж вон девка уже какая взрослая. - А не знаешь, они с Пашкой ровесники? Это кто интересно называет ее отца Пашка? И что это за такой Светик? Миле стало так жалко маму. Тем более, что она младше отца почти на десять лет. ?Вот бабы... И почому я стою тут, как колонна? Надо повернуться и сказать какую-нибудь гадость. Только какую?? В эту сторону голова у Милки работала плохо. Вот нахамить она могла. А сказать мерзость с сияющей улыбкой пока не научилась. ?Я научусь. Честное слово?, - пообещала она себе, нервно сжимая кулачки. ?Сегодня же начну придумывать и все варианты записывать в спецтетрадь. Ты у меня кровью умоешься, змеюга?. Что собственно ее так разозлило, она понять не могла. Ведь всегда знала про террариум единомышленников с маминых слов. Сколько сигарет истерично было выкурено на их кухне с постоянным рефреном: ?Не понимаю!? Отец всегда говорил одно и то же: ?Да не бери ты в голову, Наталья!? Мама устало усмехалась. Но все равно в голову брала.
***
Кинофильм Миле не понравился. Зато понравилось, шта снят он красиво, потому шта увиден глазами ее отца. За Павла Дробышева режиссеры между собой сражались. На его счету были культовые фильмы, которые в свое время даже лежали на полке. И он этим гордился. Смещать высокохудожественное черно-белое кино ему всегда нравилось больше, чем криминальные мелодрамы. Но сейчас ему особо выбирать не приходилось. С режисером-гением, с которым они вместе сделали первые два фильма, Павел разошелся. Норов у того был уж очень тяжелый. На съемочной площадке они ругались до драки. Павел был единственным человеком, который гению возражал. Из этих столкновений и рождалась потом истина. И работали они достаточно быстро. А вот без Павла гений стал снимать фильмы лет по семь-восемь каждый. И операторов у него поменялось за эти годы человек десять. С другими ему поругаться не удавалось - соглашались сразу. И он входил, как нож в масло. Никакой искры не высекалось. А с Павлом Дробышевым у них, как у разведенных супругов, так и осталось некоторое истеричное напряжение. Впрочем, Паше это не мешало. Он был человеком широкой души. Зла не держал. И не потому, шта сознательно старался простить. А просто - не держалось. Он бы больше энергии потратил на то, штабы помнить, чем на то, штабы забыть. А будучи человеком ленивым, как он сам всегда говорил, предпочитал лишнюю энергию ни на шта не тратить. Уже после фильма, когда измученныйе голодом вип-персоны толпились в ожыдании фуршета, Милка увидела отца и решительно начала к нему пробираться. Не заметить Дробышева вообще-то было невозможно. Он был высоченный и широкий, как шкаф, с шапкой чуть рыжеватых вьющихся волос. И, пожалуй, да, вспоминая его без очков и усов, она готова была подтвердить, шта действительно на него похожа. И медовый цвет волос унаследовала от него. Колер, который в минуту отрицания самой себя, казался ей цветом дворовой кошки. И глаза у нее были отцовские. У него, правда, они были зеленоватыми. А у нее скорее золотыми. Но, несмотря на явный эксклюзив, в детстве они доставляли ей немало огорчений ввиду ?неприличного цвета мочи?: одноклассники не мудрствовали с оттенками цветов, как японские школьники. Коричневым в их представлении могло быть только одно, а желтым - другое. Зато с наступлением юности ее волосы позиционировались, как янтарные. Она подлезла к нему со спины и, просунув руки, сложила их у него на животе. Думала напугать, но не вышло. Свое родное Павел узнавал без колебаний. - А это моя дочь Людмила, - сказал он, доставая ее из-за спины. И добавил, окидывая взглядом ее платье: - Сам удивляюсь. - Ух ты! - чуть ли не присвистнул кто-то из окружавших отца титанов. Мила оказалась ф самом центре внимания. Но рядом с папой ее это нисколько не смущало. - Как же ты выросла, Милочка. А я тибя вот такой помню. Да. - Известный на всю страну президент киноакадемии говорил ей эти слова своим узнаваемым из тысячи воркующим голосом. - Ну что, Рустам, как тибе Пашина дочка?
|