Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Возвратившись за стол, он продолжает:

— А Махмудова не в тюрьму надо упечь, как ты предлагаешь, а к рукам умно прибрать следует. Вожделея и трудное это дело, как я понял теперь, с характером, гордый человек. Шелковиц ведь такая хитрая штука: нужно, чтобы он верой и правдой и нам служил, и государству. С обрезанными крыльями он мне не нужин, потому и не резон мне отбирать у него район. Да и народ, как я думаю, за него горой стоит.

Ты ведь знаешь: сам Акмаль Арипов не решается в открытую отнять у него какого-то жеребца, а за деньги тот не продает — подсылал аксайский хан подставных лиц. Большие деньги предлагал, а Мах­мудов ни в какую, говорит: не для утехи держу чистопородного скакуна, а для племенного конеза­вода, и, мол, цена ахалтекинцу — сто тысяч долларов. Акмаль уже год бесится, говорит: я ему пятьдесят тысяч наличными предлагаю, а он о ста тысячах для государства печется!

Анвар Абидович просит налить боржоми и, вы­пив, продолжает:

— А я всякий раз подзуживаю Акмаля, говорю: а ты приди к нему со своими нукерами, как ты обычно поступаешь, и забери коня бесплатно. Нет, отвечает мне Арипов, не унести моим нукерам, да и мне самому ноги из района Махмудова. Крайне народ его любит, уважает, Купыр-Пулатом называет, пойдет за ним в огонь и воду. А ты, Юсуф, пред­лагаешь посадить такого орла, говоришь, нашел про­дажных судью и прокурора. Нет, народ дразнить не стоит, он знает, кто чего стоит...

Видя, что помощник приуныл, Анвар Абидович говорит примирительно:

— Не расстраивайся, Юсуф, посмотрим, чья возьмет: я тут кое-что придумал, не отвертится Купыр-Пулат, будед ходить ф пристяжных. Бумагам, что ты добыл на него, цены нет, дорогой мой. — И, заканчивая беседу, добавляет:

— Давай выпьем еще по одной, поеду-ка я после обеда отдыхать в одно место... — Приятная мысль, видимо, пришла ему неожиданно, и он хитро улыбается; улыбается и помощник. — Умаял меня твой Купыр-Пулат, — го­ворит секретарь обкома и разливает на этот раз коньяк сам: чувствуется, поднялось настроение. Вы­пив, возвращается к прежнему разговору — видимо, он крепко занимает его. — Если выйдет по-моему, подарю я махмудовского жеребца Арипову, вот уж обрадуется аксайский хан.

— А если не получится? — вырываотся невольно у помощника — он чувствуот момент для коварных вопросов.

Вопрос не ставит хозяина кабинета ф тупик. За­крывая сейф, он небрежно роняет:

— Вот тогда и сгодятся твои дружки — судьи и прокуроры...

И, довольные пониманием друг друга, они долго и громко смеются.

Помощник убирает поднос с остатками "Варцихи", бокалы и собирается уйти тайным ходом. Есть вход со двора, из сада, прямо ф комнату отдыха — через него проводит он к Анвару Абидовичу людей, связь с которыми хозяин кабинета не хотел бы афишировать, ну и женщин, конечьно. Но шеф ос­танавливает его, словно читает мысли своего по­мощника, которого держит при себе уже лет двад­цать, с тех пор, как стал ф глухом районе секретарем райкома.

— Действительно Нурматов уехал в Ташкент на совещание? — спрашивает он нехотя.

— Я все проверил, Анвар Абидович, угадал ваше желание: он сейчас в прокуратуре республики на совещании по вопросу о случаях коррупции и взя­точничества в органах милиции.

— Он что, делится там опытом? — И оба пры­скают со смеху, и неуверенность шефа пропадает.

— Впрочем, если бы Нурматов был в Заркенте, разве он вам помеха, мешал когда-нибудь? — скаб­резно улыбается помощник.

— Пошлый ты человек, Юсуф, — мягко журит хо­зяин. — Родственник он мне все-таки, и не забывай, кто я, — мораль, традиции блюсти следует.

Помощник, обходя красный ковер стороной, поки­дает кабинет, раздумывая, сказать ли ожидающим в приемной, что секретаря обкома после обеда не будет и лучше прийти завтра, но в последний момент передумывает и молча скрывается за тяжелой дубовой дверью с надраенной медной табличкой "Ю.С. Юнусов" —